Пока отходит и колдует, отвернувшись, у костра, тыкаю в носы собакам балаклавой Танго. Даю им негромко команду искать.

Ну а теперь давай, попробуй их перепрограммировать на другой запах!

Собаки активно крутятся. Глажу их.

- Хорошие...

Кинолог поворачивается ко мне.

- Э, отойди от собак, брат. Это служебные. Нельзя их трогать.

- Не вопрос! - одергиваю руки.

Собаки нервно брешут, дёргаю поводки, вертятся.

Возвращаю балаклаву Танго.

- Ничего не пойму, - возится с ними кинолог. - Может, волки близко?

- Спусти-ка их, - приказывает Мансуров. - Вот ее вещь.

Достает из пакета белую маечку.

Она такая... словно из комплекта с ее ажурными тонкими трусиками.

"Плохой человек"...

За этим вдруг высвечивается нечто гадливое, насильственное, бесчеловечное.

Меня накрывает.

Перевожу взгляд на бойца с автоматом.

Нда. Не все, кого нельзя убивать, достойны жить.

На поляне хаос. Собаки не берут след. Облаивают как найденную мишень то меня, то Танго, то рюкзаки. То Честного, то Радио...

Догнали и обнимались с Женей там, м, поросята? - недовольно смотрю на них.

Не надо её трогать. Её уже без вас походу так потрогали, что не дай Бог…

Через минут сорок, вроде встают на след, и начинают неуверенно обнюхивать направление, в котором ушла Женя.

Сжимая ее трусики в руке, прохожу рядом. И они опять сбиваются, убегая за мной. И так несколько раз.

- Ничего не выйдет, товарищ майор, - разводит руками кинолог. - Собаки опытные. Но погода… и слишком много запахов.

- Уводи их по этому направлению, - показывает в правильном. - Там - меньше запахов.

Кинолог уходит.

Но и там собаки уже не сработают. Табак, снег…

Мансуров сложив руки за спиной, внимательно разглядывает каждого из нас.

Все замолкают, встречая его пытливый взгляд с пассивной агрессией.

- Не хотите, значит, сотрудничать?

Манит меня пальцами.

- Я отсюда хорошо слышу, - стою на месте.

Делает несколько шагов в мою сторону сам.

- Если она тебе пообещала бабки, я дам больше. Намного.

- Не нуждаюсь.

- Если ты ее укрыл от меня, - тихо. - Я уничтожу всю твою семью.

Усмехаюсь ему в лицо.

Не все, кого нельзя убивать, достойны жить...

Глава 25 - Уставшие панические атаки

Саундтрек: Вечная любовь - Агата Кристи

Попрощавшись с парнями, иду, опять размазываю текущие от невроза слёзы. При них старалась держаться. В моих карманах бумажка с их адресами, телефонами, аккаунтами от сетей. Это очень-очень ценная для меня бумажка. И я завернула ее в фольгу, чтобы она не намокла.

Парни хорошие...

За эти несколько дней стали близкими. Хотя, мы и не разговаривали даже. Но у меня никогда не было ближе друзей. Все мое время отнимал балет. В пятнадцать случился мальчик, тоже балетный. Нас поставили в пару. Но роман наш не успел стать полноценным, оставшись только симпатией. В мою жизнь вмешался Алишер...

Гордей сказал не бежать, не ускоряться. Я очень стараюсь. Хотя адреналин требует нестись, как можно быстрее от этого места.

Собаки. Я точно не убегу от собак. Поэтому, тут надежда только на группу. Что они смогут как-то помочь мне с этим. Задержать их.

И еще на снегопад.

Снег, словно слыша мои мольбы, становится гуще. Постоянно сверяюсь с компасом, так как вокруг белым бело и стоит только рельефу измениться на овраги, мгновенно теряешь направление. Потому что приходится идти долго по дну, подчиняясь направлению изгибов, и выискивать склон, где подняться.

Выбиваясь из сил, присаживаюсь отдохнуть на дне очередного оврага. Ложусь спиной на ствол. Через пять минут покрываюсь пеленой снега.

Слышу, как издали приближается звук летящего вертолета. Низко и медленно бреет.

Замираю, опуская вниз лицо.

Вряд ли меня можно разглядеть. Камуфляж белый, ещё и снегом сыпет. Но все равно страшно. Зато собаки больше не идут по следу. А здесь такие места, что вертолёту не сесть. Вертолет удаляется, звук растворяется в тишине.

Меня отпускает. Закрываю глаза. Сегодня очень тепло. Клонит в сон.

И вдруг понимаю, что тишина имеет в тайге какое-то свое особенное звучание. Так вот что постоянно слушает Йода! Я кажусь себе очень крошечной, ловя ощущение огромного безлюдного пространства вокруг.

Не могу понять - страшно мне или хорошо. И парю с закрытыми глазами над бескрайней тайгой.

И сверху как бесплотный дух наблюдаю, как уверенно таранит сугробы Гордей. Мощный как ледокол. Моя кожа помнит ощущение его шершавых горячих ладоней. И лечу к нему как птица, быстро снижаясь. Неконтролируемо быстро. Полет переходит в падение и...

Подпрыгиваю от удара об землю, приходя в себя!

Я что - вырубилась?!

Сердце гулко стукнув, разгоняется.

Мне кажется, когда я закрыла глаза, ещё не было сумеречно. А теперь снег уже не режет глаза своей белизной.

Ноги затекли.

Поднимаюсь, ругая себя.

Идиотка! Тебя попросили продержаться каких-то шесть часов, просто идти, а ты вырубилась?? Насколько я вырубилась? Может на десять минут, а может на два часа. Я понятия не имею. У меня есть компас, а часов нет. Было бы солнце, я бы поняла. Нас учили по зимнему солнцу определять. Но небо тяжёлое и беспросветное.

И теперь я прибавляю шаг, как могу, бороздя в одиночку сугробы.

Это очень изматывающе. Ощущение временной дезориентации вызывает тревогу. Я иду уже гораздо медленнее, чем нужно. Но я переставляю ноги, не чувствуя их. Потому что Гордей велел...

Меня хватает ещё на какое-то время. И запнувшись я падаю лицом в снег. Переворачиваюсь на спину. Мышцы деревянные. Быстро темнеет.

Гордей обещал, что догонит меня. И мне хочется лежать