благодаря булочной в деревне, но это не мешает мне добавлять мадлен, печенье langue de chat (прим. «кошачий язык») и огромную розмариновую fougasse (прим. фокачча), которую я обмакиваю в оливковое масло и бальзамический уксус, которые есть у нас дома.

— Кэмерон кажется милым, да? — говорит папа, пока мы осматриваем прилавок с хлопьями.

— Конечно, — пожимаю плечами я, внезапно поглощенная упаковкой розовых сахарных леденцов с единорогом на коробке.

— Думаю, он неравнодушен к тебе. Ты с кем-нибудь встречаешься? — вопрос задан так буднично, как будто выпить кофе с утра. Мы не говорим об этом с тех пор, как мои последние отношения закончились столь плохо.

— О боже, пап, пожалуйста, прекрати.

— Все, что я хочу сказать, это то, что тебе не повредит время от времени повеселиться.

— И что, предполагается, что у меня будет курортный роман с мужчиной, который живет далеко от меня?

— Ага. Ему не обязательно быть твоим парнем. Видит бог, тебе не нужно это отвлечение, — я поджимаю губы, не желая говорить ему, что с тех пор, как я открыла для себя аудиозаписи Кэмерона, он был самым желанным развлечением. Каждый божий вечер.

— Это не по-отцовски. Разве ты не должен был предупреждать меня, что мальчишка — это зло, и убедить меня уйти в монастырь?

Мы оба смеемся. По правде говоря, он никогда не был таким отцом, который открывает дверь с бейсбольной битой, но приятно знать, что он заботится о моем счастье.

Мы сворачиваем в следующий проход.

— Так мы с твоей мамой стали вместе, понимаешь?

— О чем ты?

— Курортный роман.

Я оборачиваюсь:

— Ты никогда мне этого не говорил.

— Я был на мальчишнике у друга в Скегнессе. Разговорился с твоей мамой на рейве, бросил своих приятелей, и она переехала ко мне несколько недель спустя.

Я ошеломлена. Честно говоря, не знаю, какая часть этой истории самая странная.

— Рейв?

— О да, девяностые были нечто, малышка. Вот что я тебе скажу. Ты можешь завести курортный роман, — говорит он, бросая в тележку самый большой в мире пакет картофельных чипсов. — Но никогда не позволяй мне застать тебя на рейве.

Мак’и’Наслаждение

Нарушительница правил

Терпи.

Жди.

Притормози.

Посмотри на себя. Такая красивая, когда извиваешься.

Ты действительно этого хочешь. Тебе сейчас больно, не так ли?

Не говори, просто кивни.

(Глубокий вдох)

Ты получишь то, что тебе нужно. То, чего ты заслуживаешь.

Глава 22

Ханна

После ужина, состоящего из сыра, мясной нарезки, закусок и свежего хлеба, который я купила, мы заканчиваем вечер просмотром какого-нибудь старого фильма о Джеймсе Бонде, который любит папа. Я передаю сахарное печенье по кругу, пока коробка не опустеет.

Кэмерон и Райан растянулись на диване, положив ноги на деревянный кофейный столик. Я сворачиваюсь калачиком в соседнем кресле, укрыв колени уютным пледом.

Смотрю фильм вполглаза, одновременно прокручивая «ТикТок» с одним наушником в ухе. Мне нужно отвлечься, чтобы не оглядываться на Кэмерона каждые тридцать секунд. Он выглядит восхитительно в мягкой белой футболке и клетчатых пижамных штанах, его волосы мягкие и беспорядочные после душа после катания на лыжах.

Мама суетится, накрывая стол на завтра, затем прижимается к папе, но вскоре начинает тихо похрапывать. Папа подталкивает ее локтем, и она направляется в постель. Вскоре он уходит, и Джеймс Бонд пулей вылетает из здания.

Я практически умоляю Вселенную послать Райану сонные флюиды, чтобы он оставил нас с Кэмерон в покое. Не то чтобы я ожидала, что произойдет что-то особенное, но, по крайней мере, надеюсь на поцелуй на ночь.

Я открываю историю наших сообщений, размышляя, что бы я сказала ему, если бы набралась смелости.

Прежде чем я успеваю начать печатать, появляется новое сообщение.

Кэм: Хотел бы я, чтобы ты сидела у меня на коленях, чтобы я мог поцеловать тебя в шею.

Я сжимаю губы и поворачиваюсь всем телом, закрывая свой телефон от парней, пока обдумываю свой ответ.

Кэм: Ты такая красивая, когда краснеешь.

Кэм: Хочу, чтобы твой брат свалил, чтобы я мог добраться до тебя.

Ох уж этот мужчина!

— С кем переписываешься? — говорит Райан, заставляя меня подпрыгнуть так сильно, что мой телефон падает на пол.

— Ни с кем, — говорю я, наклоняясь, чтобы поднять его обратно.

— Ни с кем значит с кем-то особенным.

— Это моя подруга Рэйчел. Из универа, — нет никакой Рэйчел.

— Лучше бы ни с мальчишкой.

Губы Кэмерона сжимаются, когда он сдерживает смех и возвращается к своему телефону. Не дай бог, ему устроят такой же допрос, как и мне.

Кэм: Встретимся на кухне.

— Хочешь еще выпить? — спрашивает Кэмерон, немного выпрямляясь, когда встает.

— Мне не надо, чувак, — говорит Райан. — Я не ставлю на паузу. Этот фильм и так слишком длинный. Поторопись, а то все пропустишь.

— Тебе что-нибудь нужно, Ханна? — спрашивает он, тыльной стороной ладони касаясь моего плеча, когда проходит мимо моего стула.

— Нет, спасибо, — отвечаю я, не отрывая взгляда от телевизора.

Что мне теперь делать? Как мне быстро придумать оправдание, когда я сидела здесь, набивая рот печеньем и вином, в течение последнего часа.

Оглядевшись, я замечаю свой почти пустой стакан с водой на полу. Я осторожно задвигаю его под стол, подальше от Райана, затем пытаюсь встать и сдерживаюсь, чтобы не побежать на кухню.

— Вообще-то, мне нужна вода.

Едва я переступаю порог, как рука Кэмерона вылетает вперед, обхватывает мое запястье, утягивая меня из поля зрения гостиной. Мое тело прижимается к нему, и его рука обвивается вокруг моей талии, удерживая меня, в то время как другая его рука зарывается в мои волосы. Его губы обрушиваются на мои прежде, чем я успеваю заговорить, и когда он тянет меня за затылок, я легко открываюсь для него.

Мои руки находят предплечья, и я скольжу ими вверх по его плечам, сжимая в кулаках ткань его футболки. Его язык теплый, требовательный и ищущий, и слава богу, что он поддерживает меня, иначе я превратилась бы в лужицу у его ног.

— Я должен был попробовать тебя на вкус, — шепчет он мне в рот. — Не мог перестать думать об этом.

— Райан рядом, — шепчу я в ответ, притягивая его ближе. Никогда в жизни не чувствовала себя такой неистовой. Он снова целует меня, глубоко и всепоглощающе. Я все еще не могу осознать это. Он, здесь, стонет, когда наши тела борются, чтобы стать ближе, чем это возможно. Я могла бы делать это вечно.

— Мы должны вернуться, — говорит он, отстраняясь, его глаза блуждают по моему лицу, пока он поправляет мои волосы, затем