лицо. Очарованный, Орио принялся высвобождать незнакомку, спросив при этом: «Ты случайно не ведьма, свалившаяся с метлы»? «Нет, нет, мой юный друг, я сирена. Мое имя Мелюзина». И точно: над водой появился рыбий хвост, не менее прекрасный. Но Орио был уже сражен наповал красотой женщины-рыбы. Они начали встречаться по ночам на пляже, пока наконец рыбак не попросил ее руки, и сирена объявила, что рада будет променять морскую свободу на пару ног. Единственное условие: отныне и до самого дня свадьбы они не должны встречаться по субботам.

Две недели все шло хорошо, но на третью субботу Орио все-таки пришел на обычное место. Никого там не застав, он совсем уже собрался уходить, как вдруг из-за соседних камней показалась морская змейка и подползла к его ногам. Отпрянув, рыбак бросился бежать, и тут услышал знакомый голос: «Дурачок, по субботам я вынуждена оборачиваться змеей, такое на меня наложено проклятье. Но если ты на мне женишься, то оно пройдет». Свадьба состоялась, брак оказался удачным, и в нем родились трое детей. Как вдруг Мелюзина тяжело заболела – и перед смертью попросила быть похороненной в море. Так и сделали. Муж был в отчаянии. Мало того, что он потерял свою любимую, теперь на его плечи легли еще и все заботы о доме и детях. Но уже на второй день, вернувшись с лова, он заметил, что дом и дети в полном порядке, и решил, что это соседка, движимая сочувствием, взялась ему тайком помогать.

Но однажды в субботу он вернулся раньше обычного и обнаружил на кухне большую змею; недолго думая он схватил топор и отрубил ей голову. И с того дня и дом, и дети лишись заботы. Тогда лишь он понял, что тем самым лишил сирену возможности возвращаться домой в том единственном обличье, которое ей оставалось доступно. Об этой истории и напоминает каменное сердечко под сводом сотопортего деи Прети на Брагоре.

В Сант-Антонине хранятся мощи Сан-Сабо (св. Саввы Освященного), каппадокийского архимандрита и затворника. Тело святого перевез из Константинополя купец Пьетро Барболано Чентарнико, будущий дож, в 1026 году, чтобы разместить в своем палаццо, относящемся к приходу этой же церкви. Транспортировка прошла успешно, но благочестивому купцу пришлось подкорректировать свои планы: едва реликвия была спущена с корабля, колокола церкви сами по себе принялись звонить без остановки. Потом сам св. Савва восстал из гроба и изъявил ясное желание, чтобы его мощи были помещены за алтарем церкви Св. Антония. Только после того, как это было исполнено, колокола перестали звонить и с колокольни вспорхнула белая голубка[71].

* * *

Вернитесь теперь к началу салицады Пиньятер, поверните направо и пройдите до конца салицаду Сант-Антонин (salizada Sant’Antonin). Справа от вас окажется церковь Сант-Антонин. Где произошло когда-то нечто, мягко говоря, необычное.

Отчаянное бегство слона

Это случилось в 1819 году, вскоре после начала второго австрийского владычества. Незадолго перед этим, в 1797 году, Яснейшая республика прекратила свое существование мановением руки Наполеона и, впервые после более чем тысячелетия, в течение которого она сама выбирала правителя-дожа, оказалась в подданстве чужеземного императора. Французы хозяйничали в городе до конца следующего года, после чего их сменили австрийцы. Франция вернула себе контроль над Венецией в 1806 году. Но еще через девять лет австрийцы снова установили свою власть, которая продолжалась до 1866 года (за исключением революционных лет 1848–1849), когда Венеция вошла, теперь уже окончательно, в состав объединенного итальянского государства.

А причем здесь церковь? При том, что в том же году в ней нашел убежище огромный африканский слон, удравший из клетки на рива дельи Скьявони после неудачной попытки загрузить его на корабль. Разнервничавшись от страха (и убив своего смотрителя), животное не нашло ничего лучше, как проломить дверь какого-то дома, обрушить ограждение колодца и сломать деревянную лестницу, по которой оно пыталось забраться. Прибывший на место происшествия взвод австрийских солдат применил оружие – но их пули, не причинив слону никакого вреда, проникли вместо этого в соседний маленький домик, в котором жила молодая вдова с четырьмя детьми. К счастью, не пострадавшими. Что же до толстокожего гиганта, то он понесся дальше, пока не увидел дверь, в которую смог пролезть. А это оказалась дверь церкви.

Мало того: одна из могильных плит, не выдержав веса бедняги, проломилась, и обезумевший слон оказался в ловушке. После чего подоспевшие австрияки навсегда успокоили его двумя выстрелами из пушки. Это дало патриотически настроенному поэту Пьетро Буратти повод написать «Слониаду» (L’Elefanteide) – небольшую сатирическую поэму в октавах, проклинающую оккупантов. Она была с восторгом встречена публикой и вызвала такое раздражение у австрийских властей, что автор на месяц угодил в тюрьму.

* * *

Пересеките теперь понте Сант-Антонин и, пройдя всю салицаду деи Гречи (salizada dei Greci, «мостовая Греков») до кампьелло де ла Фратерна (campiello de la Fraterna), возьмите чуть правей, чтобы свернуть на калле де ла Мадонна (calle de la Madonna), которая выведет вас к понте деи Гречи (ponte dei Greci, «Греческому мосту»). В этой части города веками проживала греческая община. Впрочем, Венеция, благодаря своим торговым связям, давала приют представителям самых разных народов, включая восточные. Так что, можно сказать, Яснейшая была настоящей Вавилонской башней – смешением языков, одежд, лиц.

«Фондук», большое торговое здание, распространенное на Востоке, прекрасно встроилось и в венецианские палаццо. Торговые подворья чужеземных купцов, известные как «фондако» (fondaco), – доказательство того, как глубоко укоренились в Венеции представители других народов. Это отражается даже на городской топонимике. Здесь есть и калле дельи Албанези (calle degli Albanesi, «Албанская улица», на Санти-Филиппо-э-Джакомо), калле дельи Армени (calle degli Armeni, «Армянская улица», на Сан-Джулиано), корте дель Мальтезе (corte del Maltese, «Мальтийский дворик», на Сан-Патениано), кампо деи Мори (campo dei Mori, «площадь Морейцев», у Мадонны дель Орто). Арабские и греческие влияния можно проследить даже в некоторых словах венецианского диалекта.

Нечасто вспоминают, что общеизвестное «чао!» (ciao) появилось впервые здесь, в Венеции. Это словечко происходит от выражения s’ciavo vostro, чему в итальянском соответствует schiavo vostro, «ваш покорный слуга» – старинная форма вежливого приветствия. Со временем учтивое обращение сжалось до одного слова s’ciavo, а от него уже произошло современное краткое приветствие. Сойдите с понте деи Гречи и пройдите фондаментину дель Озмарин (fondamentina de l’Osmarin, «Розмариновая набережная») до следующего моста, понте дель Дьяволо (ponte del Diavolo). Откуда могло взяться столь запоминающееся имя? Этот мост известен также как «мост искушения».