из виссона, завитые и тщательно убранные волосы, «с полуобнаженной грудью, и вообще более походили на нимф, чем на монашек».

Анонимный памфлетист того же века писал: «Одеваются иные монашки весьма вольно, с драгоценностями, с открытыми грудями, почти как мирянки, и частенько имеют возлюбленных, которые их посещают… На Карнавал многие маскируются и со своими возлюбленными катаются на гондолах и пешком по всему городу гуляют и празднуют, а возвращаются когда им вздумается; и через год, проведенный в монастыре, весьма многие оказываются в положении…» С 1349 года Совет вынужден был принимать меры против тех, кто предавался в монастырях fornicationes (блудодеяниям). Но, похоже, без особого успеха. Так, 14 июля 1643 года английскому дворянину Джону Берну, секретарю английского посольства, не удалось умыкнуть хорошенькую монашенку из обители Обращенных на Джудекке – но лишь потому, что ее товарки, завидуя, помешали побегу. И в XVIII веке положение вещей точно не улучшилось. В некоторых донесениях, направляемых агентами секретной службы Государственным инквизиторам, в октябре 1705 года читаем: «монашек Сан-Лоренцо после двадцати трех часов наблюдал в приемных, как их навещали маски и оставались там более часа, и в Св. Катерине наблюдал в этих же приемных возмутительные вещи, творимые открыто до четырех часов ночи».

В 1739 году, когда Шарль де Бросс прибыл в Венецию в качестве папского нунция, три монастыря боролись, по его собственному свидетельству, за честь предоставить ему компаньонку в постель. А вот что пишет Франческо Берни в рифмованном письме мессеру Франческо да Милано, о монашках Челесты:

Мы в контраде, и на рио тоже,

И у Троицы, и у Арсенала

Встретили таких монашек божьих —

У них Пасха вроде карнавала!

А в конце XVII века памфлетист Бартоломео Дотти писал о венецианских «сестрах» (пока его за злые сатиры не зарезали посреди улицы):

Достойные восхищения

Небесные ангелицы

Доступны не только зрению:

Живая кровь – не водица.

* * *

Теперь идите по калле Сан-Лоренцо, которая, загибаясь коленом, выведет вас на фондаменту Сан-Джорджо дельи Скьявони (fondamenta San Giorgio degli Schiavoni). Там поверните налево и дойдите до понте де ла Корте Нова (ponte de la Corte Nova, «мост Нового двора»). Войдя в этот самый корте Нова (сorte Nova), сделайте несколько шагов, пока слева не откроется вход в сотопортего. Невозможно не обратить внимания на то, как богато он украшен: изысканный кессонный свод, два обетных алтаря один напротив другого, четыре огромные «рамы», явно предназначавшиеся некогда для картин. Это одно из тех мест Венеции, что хранят память о чуме. Но память особую…

Защита от всех несчастий

«Черная смерть» пришла в Венецию большими шагами в 1348 году, погубив тысячи человек, и возвращалась потом не раз, как, например, в 1478, 1570 и 1630 годах. Яснейшая республика, чтобы уберечь город от ужасной эпидемии, которая в иные годы выкашивала половину Европы, учредила на островах карантинные зоны, где люди и разнообразные товары выжидали срок, установленный в сорок дней (от слова «сорок», quaranta, и возникло само слово «карантин»), прежде чем получали право беспрепятственного въезда в Венецию. Из Венеции же происходило и другое общеизвестное слово – «лазарет». Первое подобное место, Старый Лазарет (Lazzaretto Vecchio), в котором собирали зараженных с 1423 года, получил свое название благодаря искажению изначального названия острова – Санта-Мария-ди-Назарет. Сначала оно превратилось в «Назаретум», а потом уже приобрело нынешнюю форму. С чумой связано и то место, где вы сейчас находитесь. Лучшее объяснение – большая надпись над входом в сотопортего. В ней подчеркивается, что ни война, ни чума не задели никого из жителей этого корте в течение веков, столь сильна позитивная энергия, собирающаяся над немногими домами длинного корте. Или же, как объясняет надпись, сама Мадонна даровала корте Ново спасительное благословение из своих милосердных рук.

Рассказывают также, что во время чумы 1630 года некая Джованна, одна из жительниц этого двора, призывала соседей ничего не бояться, а поручить себя Мадонне. А потом собственноручно нарисовала на холсте изображения Девы Марии со святыми Рохом, Себастьяном и Иустиной и повесила это полотно под портиком. И перед святым ликом Богородицы чума вынуждена была остановиться.

Внутри портика, обращенного в небольшую часовенку, открытую для прохожих, можно видеть красный камень, выделяющийся на фоне серой брусчатки-масеньи. Это то самое место, где чума пала перед ликом Богородицы. Сотопортего, таким образом, – видимая граница невидимого глазами. И наступать на этот камень считается плохой приметой.

* * *

Оставьте сотопортего за спиной и проследуйте по калле Зорци (calle Zorzi), повернув в конце направо, в салицаду Санта-Джустина (salizada Santa Giustina), а потом – налево, в рамо аль понте Сан-Франческо (ramo al ponte San Francesco). Взойдите на мост и остановитесь. Если верить легенде, именно здесь евангелист Марк, прибыв в Венецию в первый раз (еще живым), проповедовал слово Божье.

Помимо необычной колоннады отсюда можно также полюбоваться церковью Сан-Франческо-делла-Винья (chiesa San Francesco della Vigna), построенной в 1534 году монахом Франческо Зорци по эскизу Якопо Сансовино. Здание возведено с соблюдением тайных принципов, восходящих к пифагорейской музыке: в основе всех пропорций лежат число 3 и его производные, а все размеры связаны с числом 27 – идеальным числом Мадонны.

Мир тебе, Марк, евангелист мой

Буря оторвала его от товарищей по путешествию и вынесла на берег того, что в те времена было не более чем группкой разрозненных островков. Но той же ночью евангелисту явился ангел и провозгласил те самые знаменитые слова, что крылатый лев несет в веках на странице каменной книги: Pax tibi Marce Evangelista Meus. И добавил: «Грядет день, когда вернешься на эти острова» (Hic requiescet corpus tuum – здесь упокоится твое тело).

Тело св. Марка прибыло в Венецию из Александрии Египетской несколькими веками позже, в 828 году. Два купца, Буоно да Маламокко и Рустико да Торчелло[73], сумели перевезти мощи благодаря содействию его хранителей – Ставратия Монаха (это, несомненно, и есть тот самый «мессер Стаурацио», что, по некоторым свидетельствам, позднее перебрался в Венецию) и Феодора Священника.

К чести двух последних надо сказать, что христианская община Египта, вынужденная сосуществовать с мусульманами, переживала тогда не самые спокойные времена. Давно уже высказывались опасения, что мусульмане разорят христианские соборы ради украшения своих мечетей. Так что хранители, не желая допустить кощунства, поддались на уговоры венецианцев переправить святыню. Под покровом ночи тело евангелиста было заменено мощами блаженной Клавдии, так что обман не