третьего солдата с мясистой шеей был перерезан ножом. В лесу кричали люди. Связисты нервничали, переигрывали, специально топтались по бурелому, чтобы трещало на весь лес. Шубин поморщился – заставь дурака Богу молиться…

Впрочем, это роли не играло. Огонь открыли одновременно, из трех стволов. Первый получил в мясистую шею и умер без всяких протестов. Второй извивался между камнями с перебитым позвоночником и хрипел, пуская пену. Курильщик успел обернуться, растерялся и рухнул, ударившись затылком о камень. В четвертого никто не попал. Солдат свалился со скалы, охнул от боли и на четвереньках побежал за внушительный булыжник, в который со звоном застучали пули. Он вскочил, полоснул из МР-40 и успел повалиться, прежде чем попал под огонь. Шубин рисовал знаки: спокойно, без нервов, можно не спешить. Солдат несколько раз поднимался, строчил, не видя мишеней, что-то злобно выкрикивал в адрес «недалеких русских» (боец был явно подготовлен в идеологическом плане). Потом у него закончились патроны, и он выбросил из-за камня гранату. Все лежали, никто не пострадал. Только Ветренко прочистил пальцем ухо и покачал головой.

– Рус, я сдаваться! – выкрикнул немец. – Не стрелять!

Он словно одолжение делал. Сначала показались руки с растопыренными пальцами, потом голова со злыми глазами. Он медленно поднялся, распрямил плечи. Это был коренастый, хорошо развитый субъект, уже не мальчик, изрядно за тридцать. По плешивой макушке стекал блестящий пот. Долго резину не тянули – простучала короткая очередь, и солдат повалился навзничь, устремив в небо волчий оскал.

– Ага, схватился поп за яйца, когда Пасха кончилась, – сострил Лях. – Раньше надо было! Хотя и раньше не надо было…

Ветренко перехватил укоризненный взгляд командира и немного смутился.

– Что такое, товарищ лейтенант? Я даже не понял, что он тут каркал…

– Ладно, заткнись. – Шубин отмахнулся и прислушался. Лес на другой стороне скал загадочно молчал. – Эй, грибники, вы еще здесь?

– Здесь, товарищ лейтенант! – отозвался Костромин.

– А чего ждем, Никита? Волоки сюда связистов, работа для них есть!

Связь была налажена через десять минут. Связисты подключили прибор к проводу, убедились, что все работает и других повреждений нет. Шубин махнул рукой: «Валим отсюда».

В поселок вернулись бегом, изрядно запыхались. Докладывать пришлось полковнику Козулину – заместителю начальника штаба. Генерал Ефремов был занят, проводил срочное совещание.

338-я дивизия снова отходила. Порванное место «зашили белой ниткой», немцы вновь прорвались. На этот раз шла пехота под прикрытием минометов. Жидкий заслон пробили, вышли в район деревни Узловка. Генерал Ефремов ввел в бой две батареи 45-миллиметровых орудий. Артобстрел немцы пережили, хотя понесли потери. Снова пехота медленно шла вперед – такими темпами через пару часов она бы добралась до Горного! Ефремов решился, ввел в бой свой последний резерв – моторизованный батальон, дислоцированный рядом со штабом. В состав батальона входили десять исправных «полуторок» и несколько мотоциклов с колясками. Машины, набитые красноармейцами, устремились на север. Немцы подобного не ждали. Колонна прошла часть пути, дальше началось бездорожье. Впрочем, мотоциклы с пулеметами смогли пробиться лесом.

В Красной Армии в основном использовались американские мотоциклы «Индиан». Поставки по ленд-лизу не прекращались. Мотоциклы поступали без колясок – в американской армии их не использовали. То, что делали русские и немцы на колясках, американцы выполняли на джипах. Люльки приваривали уже в Советском Союзе – от отечественных мотоциклов «М-72». «Индиан», в отличие от «Харлей-Дэвидсон», бойцы не любили – слишком тяжелый, с низкой посадкой, имеет плохую проходимость, да и на советском топливе работает неважно. Но это было лучше, чем ничего. Американскую технику приспосабливали к советским условиям.

Шесть машин прошли лесом, развернулись в поле и ударили по противнику с фланга. Половина машин была потеряна, но требуемого эффекта достигли. Немцы растерялись – их косили невесть откуда взявшиеся пулеметчики. Подоспели спешившиеся с «полуторок» пехотинцы, и фашисты попали под перекрестный огонь. Выжившие в панике откатились, их преследовали озлобленные мотоциклисты. Победа воодушевила, противника гнали несколько километров. Потом поступил приказ закрепиться на участке фронта шириной два километра. Позиции батальона растянулись, спешно сформировались мобильные группы для реагирования на том или ином участке фронта. У мертвых немцев забрали вооружение, боеприпасы, разжились несколькими пулеметами и даже небольшим орудием с ящиком снарядов.

Все это было неплохо, но все понимали – успех временный. В поселке Горный никого не осталось, только штаб, комендантский взвод в составе тридцати человек и одиннадцать разведчиков Шубина. Активность царила лишь в районе штаба, во всем поселке стояла гробовая тишина. Иногда робко тявкали собаки, да колыхались оконные занавески, за которыми мелькали старческие лица.

В конце следующего дня командарм вызвал Шубина. Похоже, генерал двое суток не спал – глаза ввалились, обросли сизыми кругами.

– Молодец, Шубин, справился, – устало похвалил его командующий. – Недаром говорят: работающая связь – половина успеха. Немцу мы всыпали, но радоваться рано – резервов нет, и взять неоткуда. Пока рассчитываем на моральный дух, но на нем тоже далеко не уедешь. Соседние армии топчутся на месте, выручать не спешат. Войска отступили к Горному, линия соприкосновения сократилась – за счет этого пока и держимся. Отозвать с фронта никого не можем, будем куковать одни. Связисты под рукой – и то хорошо. Все ушли на передовую, никого не осталось… – Генерал вздохнул.

– Штаб фактически не защищен, товарищ генерал-лейтенант, – рискнул вставить слово Шубин.

– Переживем, – отмахнулся Ефремов. – Люди сейчас на позициях нужны, а не здесь… Впрочем, ты прав, штаб армии тоже нуждается в защите. Без штаба мы и часа не простоим. Твои люди на месте? Проверь северную опушку на предмет обустройства минных полей. К вечеру прибудет подразделение саперов, проведет работу. Прочешите окрестные леса на предмет чужаков и непременно оставьте человека для связи. Если понадобишься, в течение десяти минут должен быть на месте как штык.

Появилась возможность передохнуть. Немцы прекратили наступление и теперь собирались с силами для последнего броска.

В девятом часу вечера с запада, со стороны деревни Власовка, в поселок вошли оборванные люди. Большинство из них были в красноармейской форме.

Группа Шубина остановила их в лесу. Эти люди были настолько измучены, что даже не схватились за оружие. Увидев своих, вяло заулыбались и поволоклись дальше. Старшие представились: капитан особого отдела Курочкин, начальник связи дивизии полковник Соболев, помощник прокурора 33-й армии военюрист 1-го ранга Лившиц. Раненых повели в медсанчасть на улице Вяземской, остальные потащились к штабу за указаниями.

К утру в поселок вошли еще две группы. Их проверяли настойчиво, всматривались в лица. Диверсантами эти люди не являлись – половина из них действительно имела пулевые ранения, гангрены, незаживающие язвы, другая половина была сильно измотана, разыграть такое