— Я знаю, знаю! — перебил я её. — На абитуре здесь был…

— Так чего жа я тя не помню? — подозрительно прищурилась бабка. — Не жил ты тута! У меня хлаз алмаз!

— Так когда я был, тут такая… худущая вахтерша сидела…

— А, Коляновна! — закивала бабка. — То сменщица моя.

— А мне в тот раз места в общаге так и не хватило! — жалобно произнес я.

— Бывает, — согласилась бабка. — Абитуриентов-то кажный божий год — ого-го! Но не переживай: всем, кто поступил — место найдется!

— Спасибо! — Я для вида тоже выдохнул с облегчением. — Квартиру снять мне не по карману…

— А то! Довел страну Мишка Меченный, коромысло ему в душу! — Злобно сверкнув глазками, произнесла бабка. — Мне пенсию, почитай, четвертый месяц не плотють! И как жить? Хорошо, хоть здесь без задержек. Эх, Сталина на них нету… — Бабку понесло по политическим кочкам.

Но на свою беду она разблокировала вертушку, и я поспешил ретироваться, чтобы не слышать её жалобные стенания. Остановившись возле двери коменданта, я постучал, и не дожидаясь ответа прошел в комнату. Комендант совсем не изменился за пробежавшие пару месяцев: такой же плюгавенький с жиденькими встопорщенными волосиками и опять жующий бутер с колбасой. Посмотрев на него мне тоже захотелось жрать. Я незаметно сглотнул слюну и постарался задавить так не вовремя навалившийся голод.

— Чё хотел? — по-простому поинтересовался комендант, запихав остатки бутера в рот и стряхнув хлебные крошки с подбородка.

— Вот! — Я протянул ему бумажку из деканата. — Поступил. Заселиться хочу.

— Ну-ка? — Он взял направление. — Ага, механический, — констатировал он, ознакомившись с документом. — Твои обитают на втором этаже. Паспорт давай! — Он требовательно протянул руку.

Я достал из кармана паспорт и отдал коменданту. Тот уселся за стол, развернул большой «гроссбух» и принялся просматривать внесенные в него записи.

— Ага, — наконец довольно произнес он. — Судя по прописке, ты Новокачалинский?

— Да, — послушно кивнул я, не понимая, чего он от меня хочет.

— Вот смотри, — он ткнул пальцем в книгу, — в тридцать четвертой комнате я уже двоих твоих земляков поселил, тоже с механического, только не НТ, как у тебя, а МА: Чипурченко Алексей и Мироненский Василий. Знаешь таких?

— Знаком. — Этих пацанов я действительно знал, но не особо хорошо, поскольку учились он в другой школе. А так, Новокачалинский маленький поселок, все, так или иначе, рано или поздно, пересекаются.

— Вот и ладушки, — потер руки комендант, записывая мои паспортные данные в книгу, — будешь в тридцать четвертой. Со знакомыми оно и веселее будет. Паспорт возвращаю, но заберу для прописки после колхоза. Как приедешь, не забудь сдать! А то знаю я вас… — Он пригрозил мне пальцем. — Сейчас иди к вахтерше, спроси, есть ли на вахте ключ от комнаты. Если нет — то твои земели в общаге. Если есть — бери и заселяйся! Удачи! — Он протянул мне руку. — Все понял?

— Все! — пожимая руку коменданту, произнес я.

— Тогда вперед и с песней! — напутствовал меня комендант.

Ну, я и пошел…

Глава 10

Ключа от тридцать четвертой комнаты на вахте не оказалось, поэтому я поблагодарил старуху-вахтершу и пошел к лестнице, ведущее на второй этаж. По дороге я, как следует, осмотрелся, чего не успел сделать в предыдущий раз — времени, как обычно, не хватило. Да, общага, конечно, была основательно подушатанной: облупившиеся стены, давно не беленый потолок, светильники, работающие через одного, в углах груды окурков и грязи. Похоже, что местный комендант совсем «мышей не ловит», либо финансирование настолько скудное, что он просто забил. Но, в общем-то, жить можно. Видал я и похуже общаги. Как-то, еще в Новокачалинске, довелось мне побывать в одной общаге, оставшейся от закрытой на деревне химии[1], куда после разгона расконвойных зэков расселили обычных заводских работяг. Так вот там был полный мрак! А здесь вполне можно если и не комфортно жить, то относительно сносно существовать.

Я поднялся по лестнице на второй этаж и попал в середину длинного полутемного коридора. Из какой-то комнаты долбила Ламбада на полную громкость, да так, что уши заворачивались. Но никому до этого не было дела — в коридоре я не встретил ни одного человека, словно вымерли все. Освещение — ни к черту, неработающих светильников явно больше половины. В конце коридора — туалет, умывальня с двумя рядами раковин и треснувшими зеркалами на стенах, бытовка с парой покореженных и залитый какой-то подгорелой бурдой электроплит. В общем, так себе условия. Но я пока был рад и этому. Еще бы найти эту тридцать четвертую — большая часть обшарпанных дверей не имело номеров.

— Твою же медь! — выругался в сердцах, перебирая двери взглядом.

Наконец я нашел на одной из дверей обломанный номерок, взял его за точку отсчета и принялся искать нужную мне комнату. По моим прикидкам ей оказалась вторая дверь от лестничного пролета, по которому я поднялся на этаж. Из-за этой самой двери и доносились на весь коридор звуки популярной прошедшей зимой мелодии. Я подошел к хлипкой дешевой двери, склеенной из оргалита и прочего деревянного мусора, облупленной и запинанной донельзя грязной обувью. Постучал, но никакого ответа не последовало. Видимо, хрен чего услышишь — мощный у них магнитофон.

Я постоял немного, раздумывая, не прийти ли попозже, но потом подумал: а какого хрена? Мне здесь еще пять лет вялиться — пора привыкать! И саданул по хлипкой деревяшке со всей дури кулаком. Полотно, к моему большому изумлению, слегка сложилась пополам, как в трамвае. Щелкнул выскочивший из углубления язычок замка, и дверь, тих скрипнув, распахнулась.

По ушам ударило мощным звуком колонок, а от происходящего в комнате я внатуре ох. л! Да, именно ох. л, а не просто удивился или выпал в осадок. Я догадывался, что в общаге вольные нравы, но… чтобы настолько! Нет, такая хрень явно не по мне! На расхристанной кровати развалился голышом крепкий подкачанный чувак. Закинув руки за голову, он блаженно закрыл глаза, по всей видимости, улетев в какие-то заоблачные дали. А над его вздыбленным членом ритмично и попадая в такт музыке самозабвенно «работала», не покладая рук, рта и языка, пышная белобрысая «доярка». Она тоже находилась