Это снова случилось. Рыбацкая лодка с острова подорвалась на мине. В этот раз вся команда выжила, помогли рыбаки с других лодок.

— Мы были на волосок от смерти, — сказал дядя Эверт. — Сил нет терпеть такое. А это случилось в шведских водах. Так же, как с «Волком».

Штеффи содрогнулась. Недалеко от острова на морском дне лежала подводная лодка «Волк» со своим экипажем. Лодку должны поднять. Водолазы уже готовились к подъему. Нужно успеть до осени.

— Иногда я думаю, — продолжал дядя Эверт, — не продать ли лодку. Нашел бы работу на суше.

— Продать «Диану»?

Голос тети Марты прозвучал пронзительно.

— Неужели ты серьезно?

— Море дает и море берет, с этим можно жить, — сказал дядя Эверт. Но эти железные штуки лежат там под водой и поджидают нас… Кто-то оставил их со злым умыслом. С этим тяжело смириться. А если я умру? Что будет с тобой? А с девочкой?

— Не говорил бы ты так, — сказала тетя Марта. — Особенно при девочке.

Девочка, девочка. Они говорят о ней, словно она еще маленькая. Не принимают всерьез.

— Не продавай «Диану»! — сказала Штеффи. — Не делай этого, милый дядя Эверт! Война скоро закончится. Она должна скоро закончиться.

Дядя Эверт с грустью улыбнулся.

— Будем надеяться, мой дружок, — сказал он. — Будем надеяться!

— Это Юдит.

Голос в телефонной трубке был слабый, но воодушевленный.

— Юдит Либерман. Помнишь меня?

— Конечно, я тебя помню. Как тебе удалось узнать этот номер?

— Мне помог телефонист, — сказала Юдит. — Ты же говорила, что фамилия твоих приемных родителей — Янсон. А кто это ответил? У нее такой молодой голос.

— Это моя учительница, — сказала Штеффи. — Они со своей подругой снимают у нас на лето дом.

Штеффи стояла в прихожей у лестницы на второй этаж. Хедвиг Бьёрк вышла и закрыла за собой дверь, чтобы не мешать разговору. День был жаркий. Рука, в которой Штеффи держала телефонную трубку, стала липкой от пота.

— Как у тебя дела? Ты работаешь?

На шоколадной фабрике сейчас, в разгар летней жары, должно быть хуже, чем обычно. Штеффи представила себе Юдит, бледную и нездоровую среди тошнотворного сладковатого запаха шоколада.

— Нет, у меня отпуск, — сказала Юдит. — Эту неделю и следующую. Вчера мы со Сюзи ездили на трамвае в Сальтхольмен купаться. Но вход на пляж такой дорогой. А сейчас Сюзи уехала в деревню в одну семью на три недели. Почти все девочки разъехались. Нас осталось четверо.

— Ты могла бы приехать сюда, — сказала Штеффи. — На пару дней.

— Правда? А что скажут твои приемные родители?

— Наверняка согласятся. Я спрошу тетю Марту.

Штеффи обещала перезвонить, после того как поговорит с тетей Мартой.

Ее раздирали противоречия. С одной стороны, в компании веселей. Май вернулась на работу в прачечную, а Вера становилась все тише и отчужденней по мере того, как округлялся ее живот. Скоро его не скрыть плотно облегающим поясом и юбками в складку. Точно как предсказывала Май, Вера больше не показывалась в купальнике.

С другой стороны, Штеффи нужно учиться, а это тяжело, если кто-то в гостях. Май понимала, что для учебы нужна тишина. Она знала, что учеба отнимает время. С Юдит будет сложнее.

Еще одна вещь беспокоила Штеффи. Она боялась, что Юдит и тетя Марта не понравятся друг другу.

Штеффи отринула опасения. Она вспомнила, что точно так же переживала перед приездом Май. Но Май и тетя Марта нашли общий язык. Хотя на многое у них были совершенно разные взгляды. Может, так же будет и с Юдит?

— Что это за девочка? — спросила тетя Марта.

— Она из Вены, — сказала Штеффи. — В последний год мы учились в одном классе.

— Почему она живет в детском доме? Неужели для нее не нашлось семьи?

— Сначала она жила в одной семье в деревне, — сказала Штеффи. — Но затем переехала в город, чтобы начать работать. На шоколадной фабрике.

Это была не совсем правдивая версия судьбы Юдит в Швеции. Но если тетя Марта узнает, сколько раз Юдит меняла семьи, она подумает, что с ней что-то не так.

— Тогда на пару дней, — сказала тетя Марта. — С понедельника по среду. Хорошо?

Тетя Марта поговорила с пастором Пятидесятнической церкви и предложила собрать пожертвования родителям Штеффи с Нелли. Пастор не сказал ни да, ни нет, но пообещал, что девочки могут прийти и рассказать о деле членам собрания.

Нелли отказалась.

— Нет, — сказала она и сжала губы. — Штеффи может пойти сама.

Тетя Марта с тетей Альмой пытались переубедить ее. Штеффи знала, что они думали. Милая одиннадцатилетняя девочка с длинными косичками, которая к тому же поет как ангел в детском хоре общины, скорее вызовет симпатии, чем костлявый подросток, которого чуть было не исключили из общины за «греховное житие» в городе.

Но Нелли отказалась. Никакие уговоры, угрозы или подкуп не проняли ее. Штеффи рассердилась, но не могла не удивиться ее твердости.

— Нет. Нет. Нет.

В конце концов Штеффи и тетя Марта пошли одни.

Та же комната и те же люди, как в тот раз, когда Штеффи была вынуждена объяснять, почему ходила в кино. Пятеро мужчин, одна женщина. Пастор с его крупными ладонями.

В этот раз ей, во всяком случае, позволили сесть. Пастор попросил Штеффи рассказать о своей просьбе.

— Мои родители находятся в лагере, — сказала Штеффи. — В городе Терезиенштадт, недалеко от Праги. Они потеряли все, что у них было в Вене. Им нужны продукты и теплая одежда. Папа еще как-то справляется, но у мамы слабое здоровье. В Вене она заболела воспалением легких и чуть было не умерла. Когда зимой наступят холода, она снова может заболеть.

Голос ее не слушался. Она не привыкла говорить о маме с папой с чужими людьми.

— Мы с девочкой отправляем им посылки с продуктами, — пришла на помощь тетя Марта. — Столько, сколько можем себе позволить, и пока хватает талонов. Но одежда и обувь… Для большей помощи потребуется сотни две крон.

— Правда, что твои родители не христиане? — спросила женщина.

— Да, — ответила Штеффи. — Они иудеи.

— Есть ли у них возможность креститься в лагере?

Штеффи не верила своим ушам. Она говорила о холоде, голоде и болезнях. А эта женщина сидела перед ней и предлагала маме с папой сменить религию.

— Если бы они были христиане, — продолжала женщина, — тогда мы имели бы больше возможностей им помочь. Израильская миссия могла бы заняться их случаем.