Ати и Коа много спорили на эту тему. Совершенно не рассматривая гипотезу, основанную на чуде, они склонялись к предположению о неизменно сухом климате для объяснения сохранности деревни, а также к маловероятной, но очень романтической гипотезе, объясняющей отсутствие человеческих останков тем, что в деревне все еще оставались несколько выживших ее обитателей. Тогда ситуация выглядела бы следующим образом: однажды, по неизвестной причине, жителям деревни пришлось покинуть свои дома; затем они или погибли в дороге или же не сошлись меж собой в том, по какому пути нужно следовать, но в любом случае несколько селян, изнуренных и отчаявшихся, повернули обратно и снова украдкой поселились в прежних домах, при малейшей опасности убегая и прячась в пустыне или в горах. Услышав издалека, как на них, подобно наводнению, неминуемо надвигается армада паломников, несчастные решили, что им пришел конец. Если предположение друзей было верным, то где же селяне теперь, когда их прибежище захвачено, оккупировано, перестроено и охраняется, точно Святой Грааль? Умерли в пустыне? А может быть, подались в какой-нибудь мегаполис в надежде раствориться в первой попавшейся толпе? Так-то оно так, но сколько у них шансов перехитрить враждебный недоверчивый мир, как им удастся ускользнуть от администрации, Гражкомов, V, шпионов Аппарата, антивероотступов, армейских патрулей, Правоверных добровольных поборников Справедливости, ополченцев-волонтеров, судей Нравственной инспекции, мокби и их надзирателей, доносчиков всех мастей, собственных соседей, пыл которых не остановит ни одна стена? Знают ли обо всем этом затерянные в неизвестном утопающие? Знают ли они, что Бигай своим магическим глазом видит всех и вся, а надиры транслируют любое изображение (причем тех, кто на них смотрит, экраны записывают, после чего читают их мысли)? В любом случае конец был неотвратим, и это довольно легко себе представить, так как беглецы не были приверженцами Гкабула и говорили на запрещенных языках. Наилучшим выходом для них самих и ради выживания их рода было по-быстрому добраться до ближайшего гетто, если, конечно, в их регионе они еще существовали. Возможно, селяне так и сделали, а возможно, нашли какое-то новое место, еще более уединенное, чем деревня, и устроили там убежище от всех невзгод. Ати знал, насколько необъятна и слабо обжита страна, затеряться в ней навсегда было проще простого, если бы не тучи ослепленных неудержимой верой паломников, которые бороздили ее от края до края.

Все эти мысли привели Ати к тому, что он задумал проведать Наза у того в министерстве, так как это был единственный адрес, который знал Ати.

Своим намерением он поделился с Коа, и они тут же принялись громоздить план за планом. Поскольку они никогда не выходили за пределы своего квартала – ведь это запрещалось законом, тем более суровым, оттого что он был неписаным и никто не знал его содержания, – они понятия не имели ни в какую сторону идти, ни у кого спросить дорогу в министерство, и даже не могли вообразить, как им удастся преодолеть препятствия, которые будут возникать перед ними на углу каждой улицы. Они пришли к выводу, что не знают города и не представляют себе, на что он похож и какие люди его населяют. До определенного момента вселенная для них была лишь продолжением их квартала, однако существование неприступного гетто и загадочной деревни показало, что и у Системы есть свои слабые места и даже потайные миры. По пути из санатория Аби видел, какая пустота царит в Абистане, гнетущая пустота, в которой, казалось, слышен шепот множества параллельных миров, скрываемых сверхмощной волшебной силой. А как же автократический дух Гкабула? Лучезарный ум Бигая? Очистительная волна Великих священных войн?

Йолах велик и его мир довольно сложен.

Оставалось лишь придумать способ вырваться за пределы квартала и дойти до министерства Архивов, Священных книг и Сокровенных изысканий.

Пришло время подвести небольшой итог: Ати и Коа составили список преступлений и правонарушений, которые они совершили за последнее время. Положение не слишком обнадеживало: одной лишь прогулки в гетто, в это адское логово Балиса и вероотступов, было достаточно, чтобы их уже с десяток раз отправили на стадион. Ну а для общего счета можно добавить и остальное: подделку патента, противозаконное проникновение в чужой дом, указание ложной информации в государственных документах, присвоение полномочий должностного лица, нелегальную торговлю в составе организованной банды, хранение краденого и прочие мелкие сопутствующие злодеяния. Бесполезно было уповать даже на малейшую снисходительность – мэрия, Гильдия, мокба, судьи Нравственной инспекции, коллеги по работе и соседи выступили бы суровыми обвинителями, крича в один голос об обмане, безбожии и вероотступничестве. А на стадионе разбушевавшаяся толпа охотно будет топтать их тела, а затем протащит трупы по улицам, пока от них ничего не останется, кроме ошметков плоти на костях, за которые станут грызться между собой собаки. Правоверные добровольные поборники Справедливости на этом заработают себе хорошую репутацию и проведут в квартале погром, который войдет в историю.

А между тем, никакие крамольные, а тем более нечестивые мысли ни на мгновение не посещали головы друзей: Ати и Коа просто-напросто хотели узнать, в каком мире живут, и не для того, чтобы с ним бороться, – такое не по силам никому, ни человеку, ни богу, – а для того, чтобы научиться осмысленно переносить его и, насколько возможно, познать. Если идентифицировать боль, ее можно терпеть, и даже сама смерть превратится в способ существования, когда вещи называешь своими именами. Ну да, правда (и это тяжкое святотатство), они лелеяли надежду из этого мира сбежать: безумие, нечто невозможное, ведь мир настолько велик, что теряется в бесконечности, сколько же жизней подряд нужно прожить, чтобы выйти за его пределы? Но надежда часто двигается наперекор реальной действительности, и друзья повторяли себе как некую аксиому, что безграничного мира быть не может – ведь, не имея пределов, он растворился бы в небытии, не существовал бы, а раз есть рубеж, значит, его можно пересечь, более того, его нужно пересечь любой ценой, поскольку очень даже может быть, что именно по ту сторону границы и находится недостающая часть жизни. Но, Господи великодушный и непреложный, как же убедить верующих, что пора прекратить надоедать жизни, ведь она и так любит и принимает того, кого захочет?

Ати чувствовал себя виновным в том, что втянул благодушного Коа в свои фантазии. Пытался сам себя успокаивать, говоря себе, что его друг – врожденный бунтарь, первоклассный авантюрист, ведомый некоей первозданной силой. Внутренне Коа страдал и носил в душе тяжелую ношу, а кровь, текущая у него в жилах, обжигала сердце, ведь его дед был одним из самых опасных безумцев страны, который отправил на три последние Великие священные войны миллионы молодых мучеников, а его смертоносные проповеди до сих пор изучались в качестве поэзии в мидрах и мокбах, в силу чего количество добровольцев смерти продолжало расти. С самого детства Коа испытывал жгучую ненависть по отношению к этому миру, считающему себя выше других. Он бежал от него, но бежать недостаточно – бывает, приходится остановиться, и тогда мир догоняет и заключает в ловушку. Аби чувствовал отвращение к Системе, а Коа испытывал ненависть к людям, служившим Системе; это не одно и то же, но в конце концов первое без второго не обходится, поэтому можно было без труда представить себе, как их обоих повесят на общей веревке.