не удивился и не был раздражен таким жестом. Старший сын князя очаровывал своим добродушием сразу. Для Дана важно было и то, что этот Избранный является другом Евы.

— Как приятно знать, — прозвучал за спиной дознавателя ехидный мужской голос. — Что вы все нашли время для радости именно в этот печальный день.

— Константин, — чуть обреченно назвала прибывшего Ева. — Собираетесь присоединиться к нашему веселью?

— Скорее спешу напомнить, — выдал он, теперь уже не скрывая раздражения. — Что мой отец все еще ждет вас, с того момента, как за вами отправился мой брат. Наверное, Его Светлость раздумывает сейчас, что так могло задержать вас в дороге.

— Гавр, — не оборачиваясь к второму сыну светлейшего князя, Дан по-прежнему все внимание уделял лишь оборотню. — Приятно знать, что именно вы встретили нас с Евой, чтобы проводить к князю. Ваше дружелюбие и гостеприимство делают честь дому Романовых.

Гавриил с трудом удержался от очередного приступа смеха, он лишь сделал приглашающий жест, указывая направление к кабинету князя. Ева взяла Даниила под руку и незаметно чуть подмигнула ему, выражая благодарность за то, как он поставил на место Константина.

Они пересекли парадную залу, Гавр открыл перед ними дверь, ведущую в длинный коридор. Каблуки Евы громко цокали по паркету, Даниил по ходу осматривал висящие на стенах произведения искусства. Заканчивался коридор еще одной дверью. Массивной, дубовой, украшенной искусной резьбой.

— Отец просил вас зайти к нему перед началом ужина, — сказал оборотень. — Для частной беседы. Я, если можно, оставлю вас.

— Увидимся позже, дорогой, — Ева напоследок послала ему воздушный поцелуй.

Потом они с дознавателем шагнули в кабинет князя. Здесь царил полумрак. Окна были завешаны тяжелыми шторами, даже не смотря на то, что на улице и без того уже темнело. Камин, огромный, богато украшенный мозаикой и позолотой не горел. В середине комнаты стоял круглый стол и несколько высоких кресел с бархатной обивкой. И только на этом столе горела настольная лампа в алом абажуре. Князь, при их появлении, поднялся с одного из кресел, выпрямился по-военному, чуть склонил голову в скоромном поклоне-приветствии.

Он был высок, как и все Романовы, худощав, строен. На нем был идеально сшитый черный костюм и белая сорочка. Черный узкий галстук был затянут под самой шеей. Лицо узкое, как и у его младшего сына, волосы темные, чуть вьющиеся пострижены по-военному коротко. Умные темные глаза впились в гостей, как два угля. На вид князю было около пятидесяти. На самом деле — сто шестьдесят. И для большинства Избранных Константин Константинович выглядел молодцеватым, пышущим здоровьем и полным сил.

Но только не для Евы. Увидев князя, она с трудом удержалась от возгласа удивления и беспокойства. Маг имела уникальный дар видеть реальный образ людей. И никакие чары, к которым явно прибегал князь, не смогли скрыть от нее его истинный облик. Ева видела перед собой больного несчастного старика. Землистый цвет лица, обвисшая кожа, запавшие глаза, сгорбленная слишком тощая фигура. И это не горе подкосило его Светлость. Князь был болен, возможно, умирал.

Ева понимала, что не сможет спросить его об этом прямо. Потому она взяла себя в руки, стараясь не показать, что видит князя настоящим. К тому же, болезнь вряд ли сделала его более мягким и дружелюбным человеком.

— Ваша Светлость, — Дан коротко поклонился. — Я, старший дознаватель Тайной Стражи, Даниил Нарышкин, послан сюда распоряжением Главы Стражи для разбирательства в обстоятельствах смерти вашего племянника. Ева Куракина, кузина Главы Стражи, лучший маг-артефактор России. Она милостиво согласилась оказать нам честь и стать консультантом в этом деле. Указ Главы по сему поводу был предоставлен вам ранее.

Князь кивнул, принимая официальное представление дознавателя.

— Присядьте, — сухо предложил он, и сам первым сел в кресло.

— Константин Константинович, — мягко вступила в разговор Ева, устроившись в другом кресле, которое ей любезно помог придвинуть Дан. — Прежде всего, приносим вам свои соболезнования. И от нас лично, и от имени моего кузена Михаила, Главы Стражи.

— Я просил лично Главу Стражи, принять участие в расследовании, — ровным официальным тоном ответил князь. — Но если он счел нужным поручить расследование вам, я, конечно, соглашаюсь с его решением.

Даниил отметил, что ему знакомы эти ноты. Так же, вроде бы ровно, но в то же время с каким-то скрытым пренебрежением, говорил с ним князь и ранее, когда Дан приезжал в Петербург много лет назад с отцом. Те же ноты уже сегодня слышал страж в тоне Константина Младшего. Но если в юности высокомерие представителя императорского дома задевало Даниила, то теперь ему не было до этого дела, собственный ранг дознавателя был, возможно, выше, чем нынешнее положение князя.

— Итак, — между тем, продолжал Константин Константинович. — Как мне известно, вы уже провели некоторые изыскания?

— Да, — таким же сухим тоном ответил ему Даниил. — Мы быстро установили, что ваш племянник Николай был убит сегодня ночью, где-то после полуночи. По пока неизвестным нам причинам, он сам привел своего убийцу в фонд Пушкинского Дома, чтобы доказать ему, что там хранится подделка знаменитого перстня известного российского поэта Пушкина. И там же, прямо в зале Николай был убит неизвестным. Орудием убийства стал обычный фаербол.

— Подделка! — князь резко дернулся, сел прямо в кресле, хотя до этого момента расслабленно упирался спиной о высокую спинку. — Но это невозможно!

— Предмет не был украден, — мягко, почти вкрадчиво, заметила Ева. — Доказать, что это не настоящий артефакт не составит труда. Возможно, именно перстень был нужен убийце. Но когда он получил доказательства, что получить желаемое невозможно, в приступе ярости убил Ника. Хотя… Дальнейшие действия преступника говорят о его возможности быстро находить выход из рисковых ситуаций.

— Ева, — Константин Константинович обратил на девушку тяжелый взгляд. — Сколько лет ты проработала в моем фонде? И теперь ты вправе говорить о подделках?

И вновь дознаватель отметил неприятный факт, что его Светлость больше переживает из-за поддельного перстня, чем по поводу смерти своего племянника.

— Константин Константинович, — тон Евы по-прежнему был спокойным и почти ласковым. — Мы с вами оба знаем, что за время моей стажировки лично меня всегда интересовали совершенно иные артефакты. Да, я не единожды выполняла ваши задания в Пушкинском доме. И всегда, заметьте, всегда, они касались малых проклятых артефактов. Вещи поэта вообще никогда