Обнадёжив товарищей, я начертил на песке несколько фигурок. Хлопнул, отряхивая ладони, резкий сухой звук подкинул деревенских на ноги.

– Идём!

Островок невелик, несколько шагов и набольший решительно стучит кулаком в дверь. От ударов сыпет мусором со стен. Крыша развалюхи набекрень, свесила драные скаты, бревна вкривь и вкось, готовят побег из венца. Лёгкое шарканье с той стороны, скрип засова, дверь попытались открыть. Остатки мощных петель давно для обмана, створка выпала наружу, зашибив набольшему ступни.

Мы ворвались, детина тащит меня под мышки. Эритора оставили позади, пацан сопит недовольно, пальцы на рукояти ножа, тянет шею рассмотреть из-за спин. В хибаре полно чада, в центре единственной комнаты очаг, выложен камнем прямо в земляном полу. На треноге булькает варевом котёл, запах отвратный. Старая ведьма забилась в угол, на скамейке вдоль стены кто-то лежит, тело укрыто обширной дерюгой.

– Вот и свиделись, милок! Спасибо за ключик!

Ведьма висит на стене, костлявые лапы с когтями растянуты в стороны, кожаные верёвки глубоко врезаются в пергаментную кожу. Ноги крепко связаны повыше ступней, пальцы царапают пол. Седые патлы обрезаны криво, лежат неопрятными прядями подле ног. Старое тело высохло, давно не грудь, а пустые мешки закрывают, как шторы, впалый до спины живот.

– А ну, говори, чем опоила племяшку! – проорал набольший, рукой утирает капли со лба.

– Ха-ха-ха-а! Ах-ха-ха! Ми-илок! И-ии! – воет ведьма, пена клочьями на остром подбородке, мутные глазки лезут прочь из глазниц.

– Тьфу на тебя!

Набольший швырнул вилы наземь, от алых кончиков зубьев дымок, шипят жирком, остывая. На животе ведьмы четыре следа, палёная кожа мерзко воняет, кровь запеклась в неглубоких ранах.

– Ничего не добьёмся от сумасшедшей! Расспрашивай сам, колдун! – рявкнул крестьянин, повернувшись ко мне.

– Разве не предлагал с самого начала? Пойди к остальным!

Крестьянин толкнул дверь, забыв про сломанные петли, ругнулся, приставил створку обратно. Ведьма толкает в спину издевательским хохотом. Я сижу на земляном полу, ноги вытянуты в сторону очага. Позади на лавке племянница набольшего, судя по росту – вполне взрослая. Холстина, которой укрыта, вздымается высоко при вдохе, под грубой тканью очертания грудей таких размеров, как если сама мать сыра земля избрала воплощением! Зад под стать, узкая скамья неспособна вместить, и роскошное тело лежит как собака на заборе.

Я глянул на вилы и поморщился.

– Всё, хватит мычать, поговорим как коллеги.

– Нечего мне сказать, хоть на части режьте!

– Сказать, может, и нечего, – согласился я, – а вот предложить есть!

– Мне? Вам? – удивилась ведьма.

– Да-да, тебе, нам. Ведьмин дар!

– Ах ты… откуда про дар вызнал?!

– Книжки читал, – скромно ответствовал я. – Старая ты, совсем с умом попрощалась, сил молодиться нет – а всё никак не окочуришься! Ты бы и рада, думаешь, не знаю, каждый день как мучение? Но передать дар некому! Потому зазывала детей, потому опоила племяшку, – я выдержал паузу. – Без толку, насильно дар не передашь, человек в сознании должен быть и сам согласен. Скажешь, не прав?

Лапы, бывшие когда-то руками, натянули верёвки, сыромятная кожа врезалась в запястья так глубоко, что вот-вот оставит культяпки. Под облепившей кости кожей видна каждая мышца, дёргаются в общей судороге.

Неимоверным усилием ведьме удалось совладать с телом.

– Прав ты, – прохрипела ведьма, – помоги, помоги передать дар! Девку разбудить просто, на полке третье слева снадобье, одну каплю дашь. Только не больше, а то издохнет. Видишь, я помогаю, помоги и ты, милок!

С трудом подцепив меж зубцов вил, я добыл склянку. С края повисла тягучая капля смолянистой жидкости, пала меж губ в приоткрытый рот девахи, и сразу – вторая!

– Проклятье!!!

Сперва ничего, девичье лицо остаётся спокойным. Я невольно залюбовался. Веснушки над носопыркой, сочные губы и золотистая коса – крестьянская девушка, кровь с молоком, таких сотни. Нос прямой, высокие скулы и выразительная бровь – переодеть да сделать причёску – сойдёт за леди.

Открыла глаза, чёрные зрачки во всю радужку сузились, уступив голубому, дерюга полетела прочь. Племянница набольшего, в чём мать родила, вышибла дверь, унеслась. Снаружи вскрик, топот ног. Спустя несколько минут набольший с детиной ведут под руки обратно, недоросль старательно отводит взгляд от колыхания шаров грудей. Усадили насильно, я подал дерюгу.

– Ой, где это я?

Я сделал крестьянам знак выйти.

– Ой, а вы кто? – спросила девушка, поджала ноги коленями к подбородку, натягивает дерюгу повыше.

– Ты в логове ведьмы. Вот она, на стенке висит.

Девушка вздрогнула, взгляд заметался по хижине в поисках выхода.

– Ой, настоящая ведьма! Как в сказке бабули!

– Ты не бойся, привязана крепко. Да и сил нет совсем. Я вас оставлю ненадолго, послушай, что скажет. Решать тебе, не захочешь – не надо! Всё поняла?

– Ой, а как же я одна здесь останусь? Ой, я боюсь!

– Кричи, если что.

– Не будет кричать, чай, не дурная. Правда, детка? – встряла ведьма.

Я кликнул детину, вместе вылезли наружу, если держать под плечи, уже могу переставлять ноги. Солнце к закату, диск растянут в стороны красным блином, надоевший туман снова предъявляет права на болото. Издалека то протяжный вой, то влажный чмок.

– Ну что там? – набросился дядя девушки.

– Беседуют по душам. Ты не бойся, ведьма беспомощна. Договорятся, будет у вас ведунья в деревне. Нет – так нет.

– Слыхал от дедов про такое, но и подумать не мог, что с племянницей приключится.

– Что такое, о чём вы? – заинтересовалась Унрулия. Они с сыном на бревне у стены. – Почему нас не пустили?

– Вот и хорошо, что ушли. Не дело мальчишке на пытки смотреть. На голых баб тоже рано!

Эритор зарделся и сразу насупился. Я продолжил:

– Дело в ведьме, ей передать дар ведьмовской зело надо. Пока не отдаст, сама не издохнет. И нам не вырваться с острова, упыри на её силу идут, слышите вой? Кругом обложили.

– Почему бы не убить? – спросил Эритор, поигрывает ножом. – Это проще!

Унрулия ахнула, я покачал головой.

– Проще, да неправильней. Ведьма не всегда во зло. Пока молода и сил полна, помогает людям, животным, даже растениям. Край, где обитает ведьма, узнаешь всегда – в нем как-то всё ладно, и стада тучны, и волки сыты, колосья с лишним зерном, от рыбы тесно в ручьях.

– Не очень похоже на эти места и существо на стене, – заметила Унрулия.

– В этом суть ведьмовства. Если здесь хорошо, в десятке иных мест плохо, хуже обычного, будто невидимой рукой стянули удачу в одну точку. Вечно так продолжаться не может, сила иссякнет, природа возьмёт своё, даже больше. Благодатные края высохнут пустынями, покроются болотами, – пояснил я, указывая на топь. – Добрые ведуньи превращаются в мерзких старух, кровожадных монстров.