мирные жители, которых насчитывались многие тысячи, составляли большую часть рабов Рима, и порой они были самым большим источником прибыли от войны. Больше всего прибыли получали генералы, но часть пленных они отдавали в дар своим солдатам. Затем работорговцы, следовавшие за армиями, скупали их у солдат. Изнасилование, как правило, оставалось безнаказанным, хотя в мирное время оно преследовалось по закону и грозило казнью (правда, если жертвой была рабыня или проститутка). Выкуп богатых пленников был обычным делом. Простые солдаты могли рассчитывать на прибыль от победы при условии, что они останутся живы, и получали базовое жалованье. Принятие риска смерти казалось нормальным для граждан в момент поступления на службу, будь то призывник или доброволец. Попав в армию, они теряли возможность распоряжаться своей жизнью и оказывались во власти решений, принимаемых сенатом и генералами. Военная добыча была для них компенсацией за эксплуатацию их государством и высшим классом.

Земля и часть добычи отходили государству, но большую часть добычи требовали солдаты в соответствии с рангом. В III-II вв. до н.э. распределение трофеев стало более неравномерным, и в ответ вспыхнули "социальные войны" - восстание союзников Рима, возмущенных тем, что они не получают своей доли и обеднели из-за запустения своих хозяйств во время долгой военной службы. Недовольство римским правлением и распределением трофеев привело к переходу союзников на сторону Ганнибала во время Второй Пунической войны. Представители элиты, занимавшие должности в завоеванных провинциях, особенно губернаторы, переводили доходы в свои карманы. Это постоянно осуждалось, но было нормальной практикой. Как только территория была завоевана, появились publicani - государственные подрядчики, которые также стремились получить прибыль от армии и управления.

Вторым материальным мотивом были земли, захваченные у побежденных, отданные в аренду богатым или подаренные латинянам или римским колонистам, или предоставленные вне какой-либо формальной структуры. Это началось вскоре после основания республики, хотя подробности мы имеем только от гораздо более позднего времени. Ветеранские колонии были призваны укрепить лояльность вновь завоеванных территорий, обеспечивая многотысячный переток населения со старых на новые римские территории, увеличивая романизацию и поддержку войны среди ветеранов и амбициозных гражданских лиц.

Были и более долгосрочные экономические выгоды. Выручка вливала в экономику значительный капитал, а рабство увеличивало урожайность сельскохозяйственных культур и экспорт вина, но все это происходило исключительно за счет тех, кто был разграблен и порабощен. И все же Филипп Кей обнаруживает "экономическую революцию" в период середины и конца республики. То, что я назвал в первом томе "Источников социальной власти" "легионерской экономикой", давало некоторые более общие выгоды, связанные с улучшением коммуникационной инфраструктуры, построенной легионами, экономическим спросом со стороны армии и государства, а также обеспечением относительного порядка. Непредвиденным следствием взимания налогов с покоренных народов стало то, что им пришлось превратить излишки сельскохозяйственной продукции в деньги, что стимулировало коммерциализацию. Уровень жизни и численность населения выросли, хотя и не очень значительно. С другой стороны, многочисленные восстания приводили к образцовым репрессиям: племена и города уничтожались, чтобы удержать других от восстания. Но если вы вели себя хорошо, то жизнь немного улучшалась. Для римлян милитаризм был институционализирован в повседневную экономическую жизнь. Материальная жадность, вероятно, была наиболее распространенным мотивом империализма среди различных социальных слоев и легионеров. Это был сознательный выбор в пользу приобретения путем завоевания, но и расширение торговли также было его следствием. Однако существует контрфактическая возможность того, что экономический рост мог быть альтернативно стимулирован миром.

 

Идеологические мотивы: Величие и слава

Как и все империи, римляне оправдывали завоевания идеологически: по их версии, их правление принесло мир и законность менее цивилизованным народам, и поэтому было благословлено богами. Рим был государством законов, навязывающим свой порядок завоеванным народам с помощью войны. Мир ценился, но в основном как пропаганда. Хотя такие зверства, как почти геноцид Цезаря в Галлии, осуждались, пацифизма почти не было. Не было и трансцендентной религии, оправдывающей или осуждающей войну. Римляне были религиозны в том смысле, что регулярно совершали ритуалы, посвященные божествам, в которых верили, но богов было много, и можно было выбрать своего. Как это было принято в древнем мире, римские вожди перед принятием решений обращались к предзнаменованиям (обычно к поведению и внутренностям птиц). Дурное предзнаменование могло отложить сражение на день-два, но не остановить его совсем. Однако после поражения часто говорили, что предзнаменования были плохими. Суэтоний приводит слова Цезаря: "Предзнаменования будут настолько благоприятны, насколько я этого захочу". Римские войны обычно не велись под влиянием трансцендентных идеологий, религиозных или светских, а также высоких эмоций, поскольку эмоции охлаждались ритуалами, связанными с дебатами и квазидипломатией, за исключением случаев, когда в результате восстаний погибало много римских граждан.

Война стала средством достижения всего материального и идеального: богатства, известности и славы для лидеров, величия для государства. Статус, влияние, политическая власть, отказ проявлять слабость, господство ради самого господства разделяли сенаторы, генералы и в меньшей степени их солдаты. Тацит заметил: "Жажда власти, господства над другими воспламеняет сердце больше, чем любая другая страсть". Престиж и слава правителей, будучи институционализированными, становятся величием государства, влекущим за собой больше милитаризма, чем материальных целей, которые сдерживаются расчетами прибыли и убытков. Жадные генералы будут воевать только тогда, когда увидят выгоду. Но известность, престиж, слава и величие в милитаризованном обществе ценятся сами по себе, почти независимо от прибыли или убытков. Сьюзан Маттерн считает, что основными движущими силами внешней политики были честь, месть и аристократическая конкуренция. Грюэн согласен с тем, что экономические мотивы были гораздо менее важны, чем статус, для объяснения римских войн в эллинистическом мире. Например, Третью македонскую войну он считает вызванной страхом сенаторов потерять лицо, показав, "что Рим не беспомощный, жалкий гигант" - довольно странный способ выражения! Вальтер Шайдель объясняет бесконечную войну так: "Если не верить в десятилетия непреднамеренного разрастания миссии, то аристократическое стремление к славе в сочетании с прагматичным желанием поддерживать италийские мобилизационные структуры в полной боевой готовности является наиболее экономичным объяснением такого исхода". Он добавляет, что в 157 г. до н.э., после шестидесяти восьми лет войны подряд, когда у Рима закончились цели, сенат немедленно начал новую кампанию на Балканах, чтобы убедиться, что народ не будет смягчен длительным миром.

Стремление к славе в элите было наследственным. Римские полководцы, по словам Саллюстия, «вспоминая достижения своих предков, разжигали в груди этих выдающихся людей такое пламя, которое не могло погаснуть, пока их собственные заслуги не сравняются с известностью и славой их предков». Идеология не была трансцендентной. Она не ставила перед собой более высоких целей, чем наведение порядка и получение прибыли через