позволил ему функционировать как прежде, но под своей властью. В 390 г. вейяне стали одним из четырех новых гражданских племен, образовавшихся после разграбления Рима галлами, что расширило круг военных рекрутов. В отличие от греков, Рим, ориентированный на преимущество на поле боя, считал победу в войнах более важной, чем сохранение исключительности и чистоты гражданства. В греческих городах-государствах, таких как Афины, гражданами были все свободнорожденные мужчины, но рабы, иностранцы и союзники не могли стать гражданами. Хотя карфагеняне, вероятно, не придерживались таких ограничений, ведь у них была торговая империя, не имевшая обширных территорий с большим населением. Только потерпев поражение в Первой Пунической войне, они приобрели государства-притоны в Иберии и Северной Африке, чтобы иметь больше войск. Причина, по которой римляне были самыми успешными воинами, заключается в том, что их социальная структура, политические права и культура были подчинены военной эффективности - истинно милитаристское общество.

К концу республики гражданство имели италики, римские колонии, основанные в других странах, римляне или их потомки, проживающие в других странах, население некоторых городов империи, а также союзные правители-клиенты. Женщины не были гражданами, так как не несли военной службы, хотя имели юридические права. Предоставление гражданства в случае доказательства своей лояльности было одним из основных факторов сохранения верности союзников - единственной областью подлинной римской дипломатии. Союзники не платили налогов, и римляне обычно не брали с них дань. Вместо этого союзники несли ежегодную военную службу. Поскольку это символизировало их подчинение, важно было регулярно использовать вспомогательные войска союзников - еще один стимул для частых войн. Преимущества для союзников заключались в том, что они имели право на грабеж, а Рим устанавливал между ними мир.

С флангов каждый римский легион прикрывали союзные вспомогательные войска, зачастую превосходящие легионеров по численности. Без них Рим был бы слаб в коннице и копьеносцах. То, что они вместе сражались на поле боя, требовало тесной координации учений и тактики, что укрепляло отношения между Римом и его союзниками. Большинство древних империй пало из-за того, что соперники воспользовались восстаниями в завоеванных провинциях. Ганнибал попытался в Италии переманить к себе союзников Рима, предложив им союз с Карфагеном. Некоторые колебались, но они знали, что он не может дать им прав, равных правам римского гражданства, и знали, что Рим будет продолжать борьбу, несмотря ни на что. Для них, как для второстепенных держав, было важно быть на стороне победителя. Поэтому Рим редко просил мира и не искал компромиссов, даже когда находился в тяжелейшем положении. Три Самнитские войны, три Пунические войны, четыре Македонские войны: глубоко копая ради победы, Рим сохранял верность своим союзникам. Вначале союзники сохраняли свои языки и культуру, но с I века до н.э. они стали римлянами в культуре, языке, налогах, переписях, клятвах, банях, архитектуре и праве. Ассимиляция не была для них принудительной, поскольку они желали римского расположения и цивилизации.

Эти два военных достоинства - широта гражданства и его распространение на союзников - обеспечивали Риму более значительные людские резервы, чем у его соперников. Бирд и Экштейн согласны с этим, но они утверждают, что противники Рима были не менее милитаристами, делая упор на свирепость культуры и восхваление воинов. Более важным для милитаризма является необходимость подчинения других институтов военной эффективности. В XIX веке Пруссия стала более милитаристской, чем Австро-Венгрия, не столько по причинам культуры, сколько потому, что в ней военная машина доминировала над государством. Властные структуры Рима были подчинены военной эффективности. В греческих государствах по политическим причинам ценилось гражданство, ограниченное сословными и этническими признаками. В Карфагене милитаризм был подчинен торговле. Именно поэтому Рим был необычайно агрессивен, вел и выигрывал так много войн.

Каждый отказ от поражения, какой бы ценой оно ни давалось, приводил к окончательной победе. Римский милитаризм не был уникальным, но он был более неумолимым, более продолжительным и более институционально закрепленным. Война была разумной ставкой на добычу и славу. Уверенность легионеров в своем превосходстве делала шансы более благоприятными. В периоды поражений риск был гораздо выше. Тогда приходилось прибегать к жестокой дисциплине и усиленным тренировкам, чтобы свести на нет страх и мотивировать на борьбу за конечную победу. Римские легионы терпели поражения, но выигрывали войны. В качестве примера я приведу Пунические войны III века до н.э., которые велись против Карфагена.

 

Пунические войны

Все сохранившиеся источники о Пунических войнах были написаны позже описываемых событий, и они в наименьшей степени проримские - Полибий. Мы можем объединить археологические данные, обобщенные Натаном Пилкингтоном, с преимущественно текстовыми рассказами Ричарда Майлза и Декстера Хойоса. Но поскольку римский сенат приказал уничтожить записи Карфагена после окончательной победы, мы почти ничего не знаем о его версии событий.

Экштейн вновь рассматривает Пунические войны и параллельные войны с греческими государствами через призму реализма. Он утверждает, что ранее мир Восточного Средиземноморья был "сбалансирован" между тремя великими эллинистическими державами - Селевкидами, Птолемеями и Антигонидами, преемниками империи Александра Македонского. Но в результате внутренних конфликтов в государстве Птолемеев с 207 по 188 гг. до н.э. восточное Средиземноморье пережило "кризис перехода власти", когда равновесие закончилось, а анархия усилилась. Начались войны за установление гегемонии. Рим, по словам Экштейна, был втянут в нее отчасти страхом перед беспорядками или новым гегемоном, отчасти обязательствами перед союзниками, а отчасти давно устоявшимися традициями имперской экспансии. Карфаген, по его словам, тоже был втянут в это дело. Триумфы Рима в греческих и пунических войнах стали сигналом к появлению нового гегемона. В этом есть определенный смысл, но для понимания Пунических войн необходимо также рассмотреть различные источники социальной власти в Риме и Карфагене.

Город-государство Карфаген, расположенный на побережье Северной Африки на территории современного Туниса, был ответвлением финикийского города Тира в Ливане. Латинское слово punicus означает "финикийский". Карфаген стал самоуправляемым городом-государством, проникшим в его внутренние районы, но в течение многих веков оставался незначительной колонией. Первоначально в нем были цари, возможно, выборные, но затем появилась конституция с аристократическим сенатом и более народным собранием. Около 340 г. до н.э. Аристотель с восхищением отмечал, что в ней сочетались монархические, олигархические и демократические элементы, а внутренние конфликты уходили за границу, посылая группы граждан для основания других карфагенских государств. Для граждан Карфагена и его африканской глубинки была характерна общая культура правящего класса и общие обязанности военной службы. Главные отличия от Рима заключались в том, что купеческие и аристократические семьи могли действовать более автономно, а военные должности были строго отделены от гражданских и религиозных; в Риме милитаризм доминировал и в государстве, и в