Огнёва помедлила, произнесла раздумчиво:

– Как воздействует текст и визуальный образ – это цветочки. Мы тогда, в восьмидесятых и начальных девяностых, другие способы психвоздействия изучали и немало продвинулись. Сейчас, как мне кажется, наша российская пропаганда успешно те наши наработки взяла на вооружение.

– Что именно? – вопросила заинтригованная Варвара.

– Мы тогда открыли, например, что особенно сильный эффект от пропаганды достигается, когда ее потребители заражены определенным вирусом, типа гриппа.

– Вроде ковида? – ахнула Кононова.

– Именно. Плюс к тому воздействие суггестии возрастает, если потребителей облучать электромагнитным полем определенной частоты. Тогда, в начале девяностых, как ты понимаешь, в массовом масштабе применить эти наработки было никак невозможно. Но мы брали группу испытуемых – добровольцев, как правило курсантов военных училищ, и заражали их разными типами гриппоподобных вирусов. Не опасными, конечно, не смертельными. Вдобавок воздействовали на них электромагнитными полями. В подобной комбинации эффективность пропагандистского воздействия просто зашкаливала. Однако, как ты понимаешь, в начале девяностых проблематично было и с электромагнитным излучением, а с вирусом – тем более. А сейчас все сложилось. И вирус необходимый появился, и вышки сотовой связи повсеместно раскинуты.

– Вы полагаете, они так на нас влияют? – усомнилась Варя.

– А как иначе объяснить?

Варя неприметно обернулась. Данилов шел за ними следом на расстоянии метров ста: индифферентно, спокойно, расслабленно.

Можно было верить Огнёвой или нет – все равно никаких доказательств не существовало и быть не могло. Варя приехала не за этими откровениями, а за наводкой: мог ли кто из отцовского института способствовать гибели родителей? Она повернула разговор.

– А мог тот самый Акимов, чтобы ноу-хау прикарманить и в компанию «ННН» его продать, поспособствовать, чтобы моих родителей убили?

– Мотив у него имелся, что говорить… Но ведь, Варечка, насколько я знаю, никаких следов внешнего воздействия на твоего отца, который за рулем в тот ужасный день был, не нашлось. В него никто не стрелял, его никто не травил. И сердце, и мозг оказались в порядке.

– Но я помню, со дня похорон врезалось… Вы, кажется, Ольга Васильевна, на поминках тогда сказали: «Теперь с вами чай пить надо остерегаться» – или что-то вроде этого?

– Ой, вот ты о чем… Памятливая… То были просто домыслы, подогретые спиртным… Но, с другой стороны, служили у нас в институте мутные люди, и как раз их в день аварии твой отец к себе вызывал, чай с ними распивал…

– Вы намекаете, они?.. Что они могли сделать?

– Ах, что я буду свои подозрения тебе сгружать! Тем более одного из них теперь больше нет на свете, а второй – богатей, олигарх. И лицо, как говорится, приближенное к императору…

– Кто же это?

Не отвечая напрямую на вопрос, собеседница проговорила:

– Где-то во второй половине восьмидесятых в нашем институте стали исследовать тему: как перепрограммировать человека, чтобы лишить его понимания добра и зла; избавить от того, что гитлеровцы называли «химерой совести»; превратить в послушного аморального робота…

Варя чуть не кивнула: мол, знаю из отцовских записок, – но сдержала себя и переспросила:

– И как? Вы производили эти опыты?

– Да, несмотря на то что твой отец изначально был категорически против. Но потом на него из Минобороны надавили, и он все-таки согласился провести исследования… Но я бы не сказала, что они увенчались успехом: в конце концов их прикрыли, но кое-какие результаты мы получили.

– А именно?

После мола и марины они дошли по берегу до огромного жилого комплекса в виде буквы «П», с панорамными окнами до пола, глядящими на море, песчаный берег и сосны.

– Твой отец, Варя, настоял, что испытуемых по этому проекту нельзя использовать втемную. Брали только добровольцев и каждому подробно разъясняли возможные последствия эксперимента. Взяли двенадцать человек, по-моему, и еще двенадцать в контрольную группу. Однако в итоге эксперимент не удался. Почти не удался. Практически ни у кого из подопытных не удалось вызвать устойчивые и долговременные изменения в морально-этической физиономии. Только у двоих. Зато у них – и это стало совершеннейшей неожиданностью! – помимо того, что исчезла совесть и смешались понятия о добре и зле, вдобавок появились свойства, которые мы практически тщетно вызывали в течение многих лет у испытуемых по другой программе. А именно: оба этих типа мало того что лишились морали – обрели отчетливые и сильные экстрасенсорные способности, можешь себе представить!

Миновав жилой комплекс, они углубились в сосновую рощу на берегу. Деревья в песке под воздействием балтийских ветров выросли с причудливыми изгибами. Мимо них вилась асфальтовая тропинка. То и дело собеседниц обгоняли велосипедисты, самокатчики или бегуны. Один даже на лыжероллерах пронесся.

Данилов не спеша шел следом.

Солнце блистало на боках покачивающегося моря.

– Этих двоих, – продолжила Огнёва, – твой, Варя, отец очень мудро решил держать при себе. Не выпускать в большой мир. Он дал им синекуру: хорошие должности и зарплаты в институте, исподволь изучал их, а рабочей отдачи не требовал. В конце концов они ему и отплатили… Только, – спохватилась дама, – это все мои домыслы, у меня нет абсолютно никаких фактов, только ощущения и подозрения…

– Говорите! – воскликнула Варя.

– Мне кажется, они снюхались тогда с Акимовым и ради того, чтобы получить огромные миллионы на сотрудничестве с фирмой «ННН», пошли на преступление. Могли как-то воздействовать на твоего отца с тем, чтобы он в тот вечер потерял управление над автомобилем и разбился… Факт остается фактом: именно с ними двумя твой отец и впрямь пил чай перед тем, как с Леночкой сесть в «Волгу» и отправиться в тот роковой для себя путь. А теперь… Акимов-то, как я говорила, который был их «лицом», погиб. Второй тоже расстался с жизнью – давно и при загадочных обстоятельствах. А третий у вас там, в России, трудится на самых видных постах. Мультимиллионер, а может, миллиардер. Глава мощной финансовой группы.

– Кто он?! – вскричала девушка. – Скажите имя!

– Первый из тех, с кем твой папа в тот вечер чай пил, звался Ставроевым Викентием Феликсовичем. Он погиб, довольно скоро, в девяносто пятом. А второй живет и процветает. И звать его Козлов Иван Степанович.

– Как?! Козлов? – выкрикнула Варя.

Ей показалось, что земля уходит из-под ног.

В то же самое время.

Полковник Петренко. Москва

Разумеется, полномочий полковника Петренко хватало, чтобы установить наблюдение за своей бывшей подчиненной. И никому в этом факте не отчитываться. Равно как и о результатах своего наблюдения.

Однако данные, к сожалению, поступали к нему не в режиме реального времени, а с опозданием.

Он знал, что Кононова через мессенджер контактировала с бывшей сотрудницей ИППИ Ольгой Васильевной Огнёвой, теперь проживающей в Эстонии.

А вчера она в 17.35 вместе со своим партнером Даниловым пересекла российско-эстонскую границу через погранпереход Ивангород – Нарва.

«Что ж, – подумалось полковнику, – это даже к лучшему, если она обо всем узнает сама».

* * *

– Лешенька, поедем поскорей домой!

Из гостиницы они перед встречей с Огнёвой выписались.

Все, что Варя хотела узнать, она у нее выспросила.

Прогулка заняла в общей сложности почти четыре часа. Они прошлись по сосновому бору в Пирите, а потом вернулись в район памятника «Русалка» и Кадриорга. Данилов, как верный паж или сыскарь, сопровождал их все дорогу незамеченным.

– Разве разумно ехать на ночь глядя? – усомнился партнер.

– Нам здесь нечего больше делать.

– Давай хоть пообедаем на дорожку.

Есть Варе не хотелось, но она согласилась перекусить. Мужчины – рабы желудка, они, если голодны, совершенно ни к чему не пригодны. Поэтому они зарулили в первое попавшееся кафе под именем «Менестрель» в новом стильном районе на берегу. Взяли по котелку мидий в сливочном соусе, сели на улице, под ласковым балтийским солнышком. Наверное, было вкусно, но Варя, пребывая в глубокой задумчивости, этого не чувствовала.

Рассчитались наличными евро – как и везде на территории Евросоюза, здесь никакие русские кредитки не действовали. Погрузились в машину.

Данилов сел за руль.

С солнечной набережной они свернули вглубь города. За окном потянулись многоэтажки Ласнамяэ – точь-в-точь наше Бескудниково или Вешняки – Владыкино.

Вскоре они снова выехали на шоссе, ведущее к Нарве/Ивангороду.

«Это хорошо, – подумала Варя, – что мы с Даниловым сейчас в дороге, вдвоем, в машине. Именно так психологи советуют разговаривать о важном. От беседы в салоне авто не спрячешься, не убежишь, не грохнешь дверью».

Она набрала побольше воздуха.

– Знаешь,