class="a">[165]. По мнению В.Г. Ляскоронского (1859–1928), под названием Половецкого вала следует понимать тянущиеся на десятки и сотни верст валы, которыми усеяны берега реки Орели, служившей границей между оседлым и кочевым мирами.

Польская исследовательница Э. Ковальчик в обобщающей статье о Змиевых валах, опубликованной в 1969 г., также предположила, что его следует искать где-то на левом берегу Днепра[166]. С этим не согласился украинский археолог М.П. Кучера (1922–1999), много лет изучавший Змиевы валы. На его взгляд, по сравнению с Лаврентьевской летописью в других летописных списках (Львовской, Типографской и Вологодско-Пермской летописях) эти сведения изложены полнее: монголо-татары «оттеснили половцев к Днепру; спасаясь от пришельцев, к Половецкому валу «прибеже» половецкий «князь» Котян. В этом случае упомянутый вал мог находиться и на правобережье Днепра»[167].

Однако с этим предположением вряд ли следует согласиться из-за неполного цитирования М.П. Кучерой текста летописей. Древнейшие сохранившиеся летописи (Лаврентьевская и Новгородская первая) и реконструкция не дошедшей Троицкой прямо говорят, что монголо-татары «придоша… всю страну Куманьску и придоша близъ Руси, идеже зоветься валъ Половьчьскы». Это указывает на расположение Половецкого вала на Днепровском левобережье, где-то на границе русских владений.

При этом М.П. Кучера не учел двух обстоятельств: 1) указанные им Львовская, Типографская и Вологодско-Пермская летописи — позднего происхождения, а общие правила источниковедения требуют от исследователя опираться в первую очередь на более ранние источники; 2) нет ни одного свидетельства, что монголо-татары в преддверии зимы решились бы в погоне за половцами переправиться через Днепр.

Говоря о валах, наши современники часто представляют их в виде достаточно серьезных земляных сооружений. Но их возведение требовало огромных средств и значительного времени. Поэтому валы строили в несколько этапов.

Свидетельство этому находим в письме германскому императору Генриху II, написанном архиепископом Бруноном, проезжавшим в 1008 г. через Киев к печенегам для проповеди христианства. В нем он сообщал, что князь Владимир Святославич с дружиной два дня сопровождал его на пути к печенегам до границы своего государства, которое он окружил (circumklausit) от бродячего (кочевого) врага (vagum hostem) очень мощным и очень длинным (firmissima et longissima) «ограждением» (sepe). У исследователей нет единого мнения о значении примененного Бруноном латинского термина sepe. Н. Оглоблин, переводчик документа на русский язык, перевел его как «завалы (засеки)»[168]. Его также переводят как «частокол», «изгородь», «забор, деревянное ограждение». Очевидно, именно подобные ограждения были первоначальной формой оборонительных сооружений против кочевников.

Поскольку по степи передвигались, как правило, по шляхам, Половецкий вал следует искать вблизи одного из шляхов около русской границы на левобережье Днепра. Вполне возможно, речь должна идти о Посулье, районе реки Сулы (левого притока Днепра), вдоль которой великим князем Владимиром Святославичем еще в конце X в. была заложена оборонительная линия. Отсюда начиналась половецкая степь.

Разгром половцев резко обострил ситуацию на востоке Европы, а над русскими землями реально нависла угроза вторжения. Бежавшие на правобережье Днепра остатки половцев вместе с заднепровскими сородичами стали искать помощи русских князей. Инициативу на себя взял хан Котян, приходившийся тестем галицкому князю Мстиславу Мстиславичу[169].

Котян не случайно появился именно в Галиче. Начиная с конца 10-х годов XIII в. половцы принимают активное участие в событиях в Юго-Западной Руси. В начале зимы 1219/20 г. венгерско-польское войско вторглось на территорию Волыни. На помощь волынскому князю Даниилу пришел Мстислав Галицкий с половецкими отрядами, что заставило нападавших отступить. Через некоторое время кочевники помогли Мстиславу отвоевать Галич, захваченный перед этим венграми[170].

Придя в Галич, Котян стал просить у зятя помощи против новых грозных врагов. Главным его доводом стало то, что, покорив половцев, следующей целью монголо-татар станут русские земли. Свои слова Котян подкрепил богатыми подарками своему зятю и другим русским князьям. В.К. Романов, а вслед за ним А.А. Астайкин полагали, что обращение половцев за помощью следует датировать концом 1222 — началом 1223 г., примерно декабрем — январем[171].

Мстислав Галицкий, понимая, что только своими силами вряд ли справится с противником, решил проявить инициативу в организации княжеского съезда для обсуждения похода против приближавшихся монголо-татар. Основным аргументом явился тот факт, что, если русские князья не окажут помощи половцам, те могут присоединиться к монголо-татарам и тогда опасность для Руси возрастет многократно.

В Киеве собрался княжеский съезд под главенством трех Мстиславов — Мстислава Романовича Киевского, Мстислава Всеволодовича Черниговского и Мстислава Мстиславича Галицкого. Ипатьевская летопись уточняет, что «то бо бт. ахоу старейшины в Роускои земли».

Историки пытались объяснить это выражение летописи. Так, Л.В. Черепнин полагал, что старейшинство в Русской земле связывалось с правом распоряжения Киевской землей и прилегающей территорией[172]. А.Б. Головко отмечал, что тем самым подчеркивалось особое место киевского, черниговского и галицкого государей в иерархии древнерусских князей из династии Рюриковичей[173].

Здесь необходимо сделать отступление о характере княжеской власти в описываемый период. К началу XIII в. Древняя Русь распалась на полтора десятка княжеств, в которых появляются свои собственные династии. Вопрос о взаимоотношениях русских князей этого времени является одним из наиболее дискуссионных. Сложилось два диаметрально противоположных подхода. Постоянные княжеские усобицы, в которых нередко принимали участие половцы, поляки, венгры и другие соседи Древней Руси, породили у части исследователей представление, что в этот период Русь являла собой некий конгломерат абсолютно самостоятельных и независимых друг от друга княжеств. В этих условиях русские князья оказались разобщены на множество враждебных кланов, между которыми не было и не могло сохраниться никакого единства. Сторонники этого взгляда в виде иллюстрации обычно приводят известную фразу летописца, который под 6642 (1134) г., описывая разгоревшуюся междоусобицу между русскими князьями после смерти великого князя Мстислава Владимировича, с горечью восклицал: «и раздьрася вся земля Русьская»[174].

Объяснение причин княжеских междоусобиц связывали с ростом числа князей. Если на протяжении XI в. известно не более трех десятков князей, то уже от XII в. сохранились имена около 200 членов правящего рода, хотя действительное их число было, несомненно, намного больше.

По мнению других, единство княжеской династии Рюриковичей продолжало сохраняться. Все князья приходились друг другу родными, двоюродными, троюродными братьями, дядьями, племянниками, дедами и внуками различных степеней родства. Идея единства постоянно поднималась на общерусских княжеских съездах, игравших важную роль в политической жизни Руси конца XI — начала XIII в. Участвовавшие в них князья сообща решали важнейшие вопросы внутреннего устройства и внешней политики русских земель: предотвращение усобиц, обеспечение политической стабильности, объявление войны и заключение мира. Несмотря на отказ некоторых князей от участия в съездах, большинство из них принимали активное участие в обороне русских границ от внешней опасности[175].

Окончательно