В беседе В.А. Крючкова и В. Шойбле были затронуты и другие проблемы, в частности, борьбы с наркобизнесом, терроризмом, нелегальной продажей оружия, борьбы против экономических преступлений, дезертирства из ЗГВ (Западная группа советских войск в Германии). В. Шойбле, в частности, пообещал подготовить и передать подборку материалов по борьбе с экономическими преступлениями».

Подводя позднее итог этим переговорам, В.А. Крючков в своих воспоминаниях писал: «Размышляя в последующем, я пришел к выводу, что германские власти не пошли по пути планируемого прежде расширения репрессий, ограничившись минимумом, как одним из вариантов, хотя и не приемлемым для нас».

По мнению Кузьмина, «вполне вероятно, что точка зрения бывшего председателя КГБ СССР, изложенная им в ходе переговоров с В. Шойбле, в какой-то мере была учтена руководством ФРГ при определении своей окончательной позиции по отношению к бывшим сотрудникам МГБ ГДР».

«Мой собственный опыт общения с В.А. Крючковым на протяжении ряда лет был в основном отрицательным, — указывает Кузьмин. — Я несколько раз довольно неудачно отвечал на его вопросы по телефону, вызывая его раздражение, а мои выступления на двух совещаниях в его присутствии имели своим последствием резкую и обидную критику с его стороны. Поэтому у меня сложилось устойчивое неприязненное отношение к Крючкову как к привередливому и вечно недовольному человеку.

Переговоры В.А. Крючкова с В. Шойбле заставили меня внести коррективы в свои представления о бывшем руководителе КГБ СССР. Он не уклонился от неприятной и изначально безнадежной миссии, выступив в роли ходатая за бывших наших „братьев по оружию“ и продемонстрировав верность союзническому долгу».

Трудно сказать, учитывали ли власти ФРГ просьбу Крючкова. 13 июля 1995 года официальный представитель правительства ФРГ сообщил, отвечая на запрос парламентской группы Партии демократического социализма (PDF), что с 1 января 1992 года Генеральная прокуратура ФРГ провела расследование против 1622 кадровых сотрудников МГБ ГДР, 35 кадровых сотрудников внешней разведки МГБ ГДР и 1449 неофициальных сотрудников (агентуры) МГБ ГДР, действовавших на территории ГДР. Обвинения предъявлены 44 офицерам Штази и 9 агентам. 10 кадровых сотрудников и 2 агента, действовавшие на территории ГДР, были осуждены. Что касается агентуры внешней разведки МГБ, то с 1 января 1992 года расследование проводилось против 2412 человек, обвиняемых в измене родине. 72 человека были осуждены, 481 расследование еще незакончено. Эти данные приведены в воспоминаниях последнего главы внешней разведки МГБ[42].

Можно предположить, что, скорее всего, передача информации КГБ имела место, но на уровне низшего звена на личной, дружественной основе. Так что информация, которую продолжал поставлять Курон, доходила до нужного адресата и приносила пользу на этот раз Москве. Хотя он мог этого и не знать. Конечно, у современного читателя возникает вопрос, зачем они (офицеры МГБ ГДР и их агентура) это делали. Ведь война, которую вела ГДР с капиталистическим миром, была закончена. Самый главный союзник — Советский Союз — предал творение своих же рук — первое на немецкой земле государство рабочих и крестьян. Наверное, это вопрос скорее для психолога. Ведь не все сотрудники Штази побежали в западногерманские спецслужбы сдавать своих подопечных и раскрывать имевшиеся в их распоряжении тайны, хотя таких, как это мы знаем сегодня, было немало. Некоторые покончили жизнь самоубийством. Большинство превратились в бундесбюргеров и стали выживать в новых условиях. Как пишет Гроссманн в своих воспоминаниях, когда к нему пришли высокопоставленные сотрудники Ведомства по охране конституции и напомнили, что он теперь гражданин объединенной Германии и потому должен им помогать, он ответил следующее: «Помогать вам меня новое гражданство не обязывает, оно обязывает не вредить». Такова была позиция большинства, но кое-кто продолжил борьбу. Но это была уже личная борьба за свои личные идеалы.

Долголетний руководитель внешней разведки МГБ ГДР генерал-полковник Маркус Вольф писал в своих воспоминаниях, что «Клаус Курон, был, конечно, самой крупной, но отнюдь не единственной рыбой, которая добровольно зашла в наши сети». Его преемник Вернер Гроссманн также в своих воспоминаниях утверждал, что Клаус Курон считался в отделе IV (борьба со шпионами Ведомства по охране конституции ФРГ) одним из самых успешных специалистов по перевербовке агентов вражеских спецслужб. Сам Курон начал работать в западногерманской контрразведке в 1962 году и лишь через пять лет достиг статуса чиновника. Как известно, в Германии этот статус связан со многими льготами, прежде всего пенсионного характера. По роду службы Курон имел доступ к системе NADIS, которая представляла собой банк данных, куда стекалась вся секретная информация, поступавшая в службу. Практически он знал обо всех мероприятиях, которые проводило Ведомство по охране конституции против представительств ГДР за рубежом, и он имел доступ ко всей информации, касающейся разработок восточногерманских граждан из госучреждений ГДР. Причина, побудившая Курона обратиться к внешней разведке МГБ ГДР, была достаточно банальна. Несмотря на приличную зарплату в 4000 марок ФРГ, денег ему не хватало. У него было четверо детей, которым он намеревался дать приличное образование, которое стоило достаточно дорого. Но главное, что сестра его жены была замужем за удачливым предпринимателем, постоянно демонстрировавшим Курону свое материальное благополучие. Другими словами, отмечает Spiegel, «тема денег постоянно присутствовала в семье Курона».

В свои 45 лет он вряд ли мог рассчитывать на блестящую карьеру в контрразведке, поскольку у него, если верить журналу Spiegel, не было даже аттестата зрелости, не говоря уже о дипломе об окончании высшего учебного заведения. Кроме того, его сжигала зависть к своим вышестоящим начальникам, которые попали в контрразведку по политическим причинам как доверенные лица той или иной правящей политической партии (главным образом баварского Христианско-социального союза). Они мало что понимали в контршпионаже, но получали гораздо большую, чем у Курона, зарплату и могли рассчитывать на повышение. Для Курона же высшей ступенью в Ведомстве по охране конституции мог стать уровень старшего советника (как известно, в западногерманских спецслужбах действовал гражданский табель рангов). В армии это соответствовало званию штабс-капитана. Для такого трудолюбивого перфекциониста, как Курон, это было уже невыносимым.

Все эти обстоятельства и привели Курона к идее заработать денег на стороне. Вернер Гроссманн в своих мемуарах утверждает, что большинство агентов внешней разведки МГБ ГДР работали по политическим или идеологическим убеждениям (хотя и они получали гонорары за свою деятельность), лишь немногие трудились на разведывательной ниве только за деньги или даже «под чужим флагом», то есть не знали, кто был истинным работодателем. В любом случае Курон был типичным кандидатом на вербовку — неудовлетворенные честолюбивые амбиции, зависть и, конечно, острая нехватка денег.

Однажды поздним летним вечером Курон сел в свою автомашину — старенький «Мерседес-230» — и отправился в Бонн, где на Годесбергской аллее в доме 18 размещалось Постоянное представительство ГДР в Федеративной Республике Германия. Благо что между Кёльном, где тогда находилось Ведомство по охране конституции, и Бонном пара десятков километров автобана. В почтовый ящик на воротах представительства он опустил коричневый конверт с предложением сотрудничества. Разумеется, Курон должен был предполагать, что представительство находилось под неусыпным взором полиции и наружного наблюдения его же ведомства. Поэтому, скорее всего, он оставил автомашину задолго до подхода к представительству и рискнул бросить конверт лишь поздним вечером, когда слабая освещенность препятствовала фотографированию с целью последующей установки личности. Видимо, на него не обратили особого внимания, потому что наружного наблюдения при подходе к своей автомашине он не заметил.