Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По идее, надо было с Василием посоветоваться, но вряд ли он будет против такого решения. Так что я лучше просто очередь предупрежу.
Я выдал последний билет и высунулся в окошечко.
— Пипл, минутку внимания! — сказал я. — Закончились билеты…
— Уооооо! — разочарованно взвыли все.
— Да подождите вы, я не закончил! — заорал я, пытаясь перекрыть массовое нытье. Ближайшие ко мне зашикали не тех, что были сзади. К счастью, теперь все поместились в фойе, хоть и топтались тут как в автобусе. — Короче, мы посовещались и решили, что в тесноте, да не в обиде. Правильно?
— Да! — заголосили оставшиеся.
— Короче, сейчас не удивляйтесь, билеты будут не такие, как у остальных, но вас по ним пропустят в зал все равно, — сказал я. — Только просьба. Кто-нибудь, сбегайте ко входу и попросите такого рыжего мелкого парня подойти сюда, хорошо?
И конвейер «деньги-билет-деньги-билет» снова заработал. Никаких кассовых аппаратов или чего-то такого прочего у нас, ясен пень, не было. Я просто складывал купюры в ящик стола.
— Фух, вроде все, — сказал я, задвигая прозрачную перегородку.
— Можем идти в зал? — спросила Ева.
— Ты иди, конечно, — я чмокнул девушку в щеку. — А мне нужно сосчитать деньги, сложить их и передать Василию. Кроме того, могут еще опоздавшие прийти.
— Посижу с тобой, — решила Ева.
Деньги были не мои, но считать их все равно было приятно. Это были уже не те слезки с квартирника, а вполне внушительная сумма, которая вполне стоила всей этой суеты. Не такой уж нечеловеческой, к слову… В этих деньгах моей доли нет. Я, конечно, мог поступить как многие работники торговли и культуры Советского Союза — отдать Василию только те деньги, которые были выручены за его четыре сотни билетов. А все то, что мы с Евой допродали, забрать себе с чистой совестью. Но я решил так не делать. Я обещал содействовать без финансовой заинтересованности — значит, слово сдержу. Тем более, что свой «гонорар» я получил. Теперь я точно знаю, что деньги в шоу-бизнесе есть, я сам лично потрогал их руками. А значит в следующий раз это будут уже мои деньги.
Я сложил наличку в подготовленную сумку, мы с Евой отправились искать Василия. Через закрытую дверь зрительного зала был слышно, как Сэнсэй рассказывает в микрофон одну из своих бесконечных баек.
С Василием мы столкнулись на лестнице.
— О, а я уж хотел бежать тебя искать! — сверкнул он золотыми зубами. — Ну как там?
— Вот, — я перевесил ремень сумки со своего плеча на его. — И вот я записал. Сколько продано, сколько выручено.
— Норрррмально! — Василий похлопал меня по плечу. — Молодец, студент! А билетов откуда столько? Четыреста же было!
— Взяли старые киношные, нашли там в кассе, — усмехнулся я.
— Опять молодец! — улыбка Василия стала еще шире. — Вот что значит, нормально делай, нормально будет. Это у Гришани все через жопу! Чтобы я еще с ним работал когда-нибудь, да ни в жизнь! Представляешь, он усилок притащил, а тот не фурычит. Подключаем, крутим — ничего. Ну, ваш этот рыжий тогда полез внутрь, а там — пусто, представляешь? Натурально, все вырвано с мясом, коробка только осталась.
— И как выкрутились? — спросил я, прислушиваясь. Из зала зазвучала песня.
— Наталья Ильинична, благодетельница наша, нашла у себя в закромах допотопную «гармонику», — Василий шумно выдохнул. — Умели же когда-то делать технику. В обед сто лет, а до сих пор пашет… В общем, нормально все теперь. Разрулили…
— Ну вот и ладушки, — я протянул Василию руку. — Хорошо поработали.
— Да, согласен, — он с довольным видом ответил на пожатие и торопливо зашагал обратно наверх.
— Ну теперь-то пойдем в зал? — подергала меня за рукав Ева.
— Да, теперь пойдем, — рассмеялся я. — Давай только за кулисы, в зале же битком, как в автобусе.
Я сидел на шатком стуле, который удалось найти за сценой, а Ева сидела у меня на коленях. Зрительный зал нам видно не было, зато Сэнсей был в нескольких шагах, правда в профиль.
— Я делаю шаг вперед
В темноту и пустоту
Кто-то кому-то врет
А кто-то стоит на мосту…
Липкого страха тень
Прогоним с тобой с порога
Снова наступит день
И вспомним мы, что нас много
Сейчас я один,
И ты одинок
И он не пришей
К чему-то что-то.
Судьбы паладин,
Кумир и пророк.
Нет памяти,
Зато есть свобода…
Зал было не видно, зато слышно, как разноголосый хор слаженно подхватывает песню. «Наверное, публика сейчас повыхватывала зажигалки и ими раскачивает», — подумал я. Но совершать какие-то телодвижения, чтобы выглянуть из-за кулис не хотелось. Я обнимал Еву, смотрел на выразительный одухотворенный профиль Сэнсэя из-за ее плеча, и мне было хорошо. Приятное чувство, что ты приложил руку к этим волнам счастья, которые сейчас ощущаются почти материально.
— Милая, посиди пока тут, я скоро приду, — прошептал я Еве и поднялся. Вышел в гулкое пустое фойе. Остановился. Черт знает, что меня дернуло. Просто захотелось что-то выйти из зала. Осознать что ли очередную пройденную ступеньку или что-то в этом роде.
Я слушал приглушенную дверями очередную песню «Папоротника», прикрыв глаза. Потом нахмурился, потому что в музыку вмешался еще какой-то посторонний звук.
Открыл глаза, покрутил головой. Дверь в каморку Натальи Ильиничны была приоткрыта, и звук шел как раз оттуда. Позывные службы новостей. Как-то машинально потопал к двери. Остановился, подперев косяк. Проскакала рисованная тройка лошадей, и после заставки на экране появилось благообразное лицо диктора.
— Здравствуйте, в эфире «Вести». СССР больше нет, — сказал он совершенно нормальным голосом. Будто ничего необычного не происходило. — Республики бывшей державы, за исключением Грузии и стран Балтии, их одиннадцать, учредили Содружество Независимых Государств. Его высшие органы — совет глав государств и совет глав правительств. Границы будут открытыми. Контроль за ядерными вооружениями единый. Структура и командование вооруженных сил сохраняются в прежнем виде…
Я завороженно внимал. Второй раз, получается. Мы смотрели этот выпуск «вестей» в учебке. В тот, первый раз. В мои первые девяностые.
Надо же, оказывается, сегодня эпохальное событие. А я как-то даже забыл за всеми этими