Следом за мнимым репортером бросились Еремин и Вася Харитонов. Объединив усилия, они поймали упавшего Винтера на брезент, и хотя в итоге не обошлось без перелома, врачи считали, что пациенту чертовски повезло, учитывая высоту, с которой он летел.

– Вот тебе и материал, – заметил Сергей, допивая рюмку, – репортер спасает гибнущего режиссера!

– Я там один, что ли, стоял? – возмутился Иван.

– А кто орал «Держите ровнее», «Левее», «Сейчас упадет», а? – засмеялся Федя.

– Я не орал, – буркнул Опалин, насупившись.

Он ничего не имел против этих людей, но что-то в них ему инстинктивно не нравилось, он и сам не понимал, почему.

– Он шептал, – объявил Володя, улыбаясь во весь рот. – Но очень громко.

– Татьяна Андреевна, – с чувством произнес Еремин, поднимаясь на ноги и прикладывая руку к сердцу, – мы, так сказать, решили отпраздновать спасение… Еле затащили сюда спасителя вашего мужа, так он упирался… Это Татьяна Андреевна, жена Бориса Ивановича, – на всякий случай представил он молодую женщину.

Судя по блеску глаз Еремина, он успел выпить больше остальных, но вряд ли сожалел об этом.

– Ваня, да? – обратилась Тася к Опалину. – Простите, Ваня, можно вас на два слова…

– Мы не подслушиваем, – хихикнул Федя.

Опалин поднялся с места.

По правде говоря, Иван вообще был сейчас не прочь уйти, но он все-таки находился на задании, и только это обстоятельство удерживало его.

Тася отвела Опалина в сторону и с решительным видом повернулась к нему.

– Ваня, простите, ради всего святого… Я должна была раньше вас поблагодарить… но когда Боря упал, я ни о чем не могла думать… Вы, пожалуйста, не думайте обо мне плохо, – поспешно добавила она. – Я вам очень, очень благодарна. Вы не остались стоять в стороне… как некоторые. – Говоря, она метнула недобрый взгляд на Лавочкина, который, судя по взрывам хохота за столом, увлеченно рассказывал очередную актерскую байку. – Скажите, а вы будете писать в газету о том, что случилось? Понимаете, Боря… он очень самолюбивый… и то, что трюк не удался, это для него такой удар…

Опалин еще не понимал всех тонкостей и хитросплетений киноиндустрии, но он видел, догадывался, нутром чувствовал, что его обманывают, что дело вовсе не в самолюбии, а в том, что Тася по каким-то причинам не желает, чтобы происшествие с ее мужем попало в газеты. И то, что его хвалили в глаза и тут же, не сходя с места, точно так же, в глаза, лгали ему, оскорбляло его больше, чем могло оскорбить равнодушие к его поступку или даже недоброе слово.

– Да я ничего не сделал, – проворчал он, угрюмо поводя плечами. – О чем тут писать? Не о чем…

– Обещайте мне, что вы не сообщите в газету, – ласково промолвила Тася и легонько коснулась его руки.

Опалин отодвинулся и руку убрал.

– Не сообщу, и вообще я совсем о другом должен написать, – сухо проговорил он.

– Ну так это же замечательно! – воскликнула Тася, просияв. – Знаете что? Вам обязательно надо взять интервью у Нины Фердинандовны!

Собственно говоря, Опалин жаждал проинтервьюировать только одного человека – того, кто имел отношение к убийству Саши Деревянко, а жена наркома была, по его мысли, последним человеком, который мог им оказаться. И вовсе не из-за высокого положения, а просто потому, что в момент убийства совершенно точно находилась за городом.

– Я… даже не знаю… – пробормотал Иван.

Тася поняла его уклончивость так, что он стесняется напрямую обращаться к Гриневской, и про себя решила, что непременно составит этому добросердечному, но глуповатому юноше протекцию.

– Не волнуйтесь, – проговорила она, зачем-то понизив голос. – Я все устрою.

И она удалилась, но еще раньше, чем дошла до гостиницы, благополучно забыла и о своем собеседнике, и об интервью, которое только что обещала ему устроить.

Что же касается Опалина, то он остался терзаться смутным ощущением, что его надули, провели, обвели вокруг пальца, даже несмотря на то, что ничего, в сущности, не произошло. Просто Тася добилась того, что хотела, а он? Чего добился он? Ровным счетом ничего.

Он вернулся за стол и стал прислушиваться к разговорам, которые вели между собой Еремин, Голлербах, Лавочкин и Беляев, но если Опалин надеялся из этих бесед узнать что-то новое о Саше Деревянко, он просчитался.

Никто не упоминал о помощнике оператора, словно его вообще никогда не было на свете.

Когда Тася возвращалась в гостиницу, она увидела стайку ребятишек, которые восторженно взирали на Кешу, драившего белую машину.

Шофер поднял голову. Молодое лицо его почернело от загара, светлые волосы прядями выбивались из-под фуражки.

– Татьяна Андреевна! По-моему, к вам приехали гости…

– Кто? – непроизвольно спросила Тася, но тут же увидела громадный черный лимузин, стоявший у входа, и за рулем – незаменимого Степана Сергеевича, постоянного сопровождающего Нины Фердинандовны.

Невольно Тася забеспокоилась.

Жена наркома устроилась так, что ей почти не приходилось ни к кому ездить – напротив, все ездили к ней.

«Уж не рассердилась ли она на Борю за его выходку?» – мелькнуло в голове у Таси, и молодая женщина молнией взлетела по ступеням.

Винтер лежал в постели, и из-за того, что ему довелось пережить в этот день, его широкое энергичное лицо словно постарело на добрый десяток лет.

У Таси сжалось сердце, когда она увидела его.

Нина Фердинандовна в крепдешиновом платье цвета слоновой кости устроилась в кресле возле режиссера, то и дело трогая украшение, висящее на ее шее.

«А платье-то ее толстит», – не без злорадства помыслила Тася, но тотчас же опомнилась и придала своему лицу как можно более почтительное выражение.

– Бережнее к себе надо относиться, бережнее, Борис Иванович, – говорила гостья, продолжая, судя по всему, начатый разговор. – А то как мы справимся без вас?

Борис взъерошил волосы, стал сбивчиво объяснять, что за Еремина испугалась его невеста и отговорила его, а потом оператор проштрафился с пленкой, и пришлось снимать второй дубль. Он весьма юмористически описал свои переживания в тот момент, когда, беспомощный, барахтался в воздухе.

Тася слушала мужа, и ее тонкие губы горестно кривились. Она понимала, что все это игра, часть киношной жизни, и все же страдала, потому что считала, что Борис только зря унижает себя.

– Довольно странная невеста у Еремина, вы не находите? – заговорила Нина Фердинандовна, слегка растягивая слова.

– А что в ней странного? – делано удивилась Тася. – Я так поняла, они с Андреем из одного городка или даже деревни. Как-то при мне они разговаривали с Федей, и Андрей сказал, что никогда не стоит жениться на актрисе, потому что в результате не будет ни приличного дома, ни спокойной работы. Два актера всегда мешают друг дру… Ой, какое миленькое на вас украшение!