— При чем тут Уолт Дисней?

— А это неожиданный поворот сюжета в самом конце. Вскроется масштабный заговор «левых», имевший целью свержение демократического правительства на Земле и установление диктатуры диснеизма — социоэкономической системы, пропагандирующей уничтожение аутентичного личного опыта, — сообщила Ханна, довольная верностью формуле. У каждого уважающего себя автора голливудских боевиков в сюжете присутствует масштабный заговор, с самого начала угадывающийся в движениях каждого персонажа.

Я не знала, стоит ли хвалить Ханну за попытку скормить пустейшую дребедень американскому зрителю, но решила все же поддержать подругу. Американский зритель позаботится о себе сам.

— Интересная задумка. Обязательно пойду смотреть.

Ханна засмеялась:

— Не пойдешь. Но я ценю твой вотум доверия.

Я просто промолчала. Для того и существуют друзья, которых мы не гоним от себя и миримся с их абсурдными поступками: ведь никто больше не поддержит наши собственные сумасбродные идеи.

— Как я уже сказала, Адам устал спорить с руководителями студии, настаивающими на переработке сценария. Думаю, брошенное вскользь замечание о неограниченном потенциале фантастических фильмов попадет в цель. Ну отчего, в самом деле, не перенести действие в двадцать четвертый век? Солнце можно заменить золотыми арками, и никто не станет жаловаться. А при съемке фильма о викторианской эпохе какие возможности? «Барберри»[20]и Оксфордский университет, это и ежу ясно. Адам умный, он поймет.

— Прекрасно, — сказала я, удивляясь простоте и беспроигрышности плана. Я по-прежнему ожидала сбоев и хаоса и в глубине души не сомневалась в неизбежной и близкой развязке с участием адвокатов и полицейских, но напряжение и нервозность понемногу отпускали. Что бы ни случилось, Ханна справится. Я в нее верила. — Надеюсь, для роли в новом фильме тебе не придется приобретать лицензию на вывоз мусора на Марс?

— Нет, и в этом красота нового плана. Кстати, я уже подумываю сбыть кому-нибудь герцогство. Ты не представляешь, как трудно жить в соответствии с представлениями родителей моего бедного покойного супруга о поведении, приличествующем молодой герцогине! Мамочка и папочка Чартерсмит отличаются редкой щепетильностью в вопросах этикета. «Говори шепотом, дорогая», «Сходи на котильон в следующую пятницу, дорогая», «Не кушай на людях, дорогая». «Приседая в реверансе, держи голову выше, дорогая». А тут еще душка Хилли, обнищавший виконт, двоюродный брат моего мужа, со своими одиннадцатью отпрысками, — надежный парень, фамильное серебро не разбазарит. К счастью, меня не интересуют деньги, я и так австралийское национальное достояние и все такое.

— Оно бы и к лучшему, — согласилась я. — Первым делом избавься от риелторши. Она начинает действовать мне на нервы.

Ханна щелкнула пальцами:

— Сделано.

Я отнесла стакан в раковину и открыла кран. Раньше я оставила бы стакан в раковине надень или два, громоздя вокруг и сверху другие стаканы и тарелки, но сейчас Ханна немедленно кинется его отмывать. Очень приятно иметь чистые вилки, тарелки и бокалы, но закон гостеприимства начинал давить мне на виски. Не выношу, когда за мной по пятам ходят со шваброй, затирая мои следы. Может, мне нравится оставлять знаки своего присутствия.

— Кстати, я наконец разобралась в твоих бумажных залежах, — заметила Ханна, наблюдая, как я мою стакан. Естественно, я делала это неправильно — всегда нужно сначала нанести моющее средство на губку, даже если губка и так мыльная, — но Ханна удержалась от замечаний. Через пять недель совместного проживания она научилась незаметно гнуть свою линию, притворяясь, что смирилась с моей неряшливостью, и тайком исправляя огрехи, когда я в другой комнате. — Все теперь сложено в три стопки. Левая — извещения о подписке, банковские выписки, почта и газетные объявления. Средняя стопка — рисунки, распечатки и скетчи. В правой — все, что не подходит в две другие стопки. Бумаги сложены в гостиной.

Закрыв кран, я поставила стакан на сушку.

— Ты не обязана была это делать, — сказала я, вытирая руки о желтое клетчатое полотенце. Ханна подождала, пока я положу его у раковины, и сразу заменила чистым из пакета, принесенного из прачечной.

— Да, но так твои бумаги хотя бы рассортированы. Может, тебе купить шкаф-картотеку и хранить документы по-человечески, а то в разных углах квартиры я нашла уйму банковских выписок — за три года. Аннулированные чеки я сложила по порядку. Поразительно, что ни один не затерялся, учитывая условия хранения.

Мне хотелось оправдаться, заверить подругу, что мой способ хранения документов только кажется бессистемным и неорганизованным, но, приведя в порядок мой бедлам, Ханна знала правду. Она видела, что почта, наброски и газетные вырезки понемногу скапливаются на кухонном столе, а когда не остается свободного места, я сгребаю все в кучу и выравниваю в аккуратную стопку, которую убираю с глаз долой, чтобы не давила на психику. Я четыре года не подводила баланс в чековой книжке, оно и к лучшему: кредитный остаток оказался превышен всего три раза.

Три внушительные стопки заняли весь диван. Значит, если мне захочется присесть и спокойно посмотреть телевизор, не избежать бумажных разборок. Тяжело вздохнув, я принялась за дело. Взявшись за первую стопку, услышала, как в кухне зажурчала вода. Ханна мыла форму, в которой выпекался хлеб, отскребая со дна налет масла «Крис-ко», смывала мелкие крошки с хлебной доски, а заодно наверняка перемывала мой стакан — можно было не проверять.

Я начала с банковских выписок, которые ненавидела всей душой, — нудные, неинтересные, они не сообщали ничего нового, только подчеркивали мою бедность, как преподаватель английского анализирует «Оду к греческой урне» для группы первокурсников. Мне не нужно было клочка бумаги, чтобы помнить об отсутствии солидного состояния: об этом я напоминаю себе всякий раз, переступая порог «Старка».

Первым импульсом было побросать все квитанции с логотипом «Ситибанка» в корзину и поджечь, но я удержалась и тщательно собрала банковские уведомления за последние двенадцать месяцев, словно дань богам аккуратности и организованности. Но я не читала бумаги, не просматривала суммы, не проверяла даты и даже не смотрела на имя и адрес получателя, чтобы убедиться, что выписка предназначена мне.

На разбор первой кучи ушло почти два часа. Я без колебаний выбросила счета, бланки на возобновление подписки и агитационные листовки местных политиканов, но помедлила над истрепанными газетными вырезками о делах, которые когда-то намеревалась сделать. Это были доказательства существования другой Таллулы, способной не только регулярно готовить себе обед, но и посещать лекции в библиотеке, ходить на ретросеансы в «Форум-фильм» и семинары на Девяносто второй улице[21]и поддерживать начинающие студии Ист-Виллиджа. Другая Таллула хорошо питается, культурно подкована и живет полноценной духовной жизнью.