Папе наконец удалось привлечь внимание официантки, когда та проходила мимо с подносом, уставленным стаканами с содовой. Девушка улыбнулась и пообещала немедленно нами заняться.

— Через несколько недель уходит Ванда, — как бы между прочим сообщил отец. — На ее должность переходит один из моих ассистентов, стало быть, образуется вакансия. Вряд ли Чарли успел кого-нибудь найти. Если тебя интересует…

— Я подумаю, — уклончиво сказала я. Подобная идея уже высказывалась и была отвергнута — четыре года назад, через двадцать шесть дней после смерти мамы.

— Позвони Чарли, он расскажет тебе об обязанностях. Уровень, конечно, для начинающих, но ассистенты выполняют много интересной творческой работы и неплохо зарабатывают, — продолжал папа с надеждой в голосе, явно принимая открывшуюся возможность за спасительный просвет, трещину, через которую можно пролезть без мыла и уговорить меня войти в семейное дело.

Я кивнула и огляделась, высматривая официантку, изо всех сил стараясь не выдать охватившей меня паники. Предлагаемое место — именно то, что мне хотелось, работа, какую я стала бы искать, бросив Медичи, но я не хотела соглашаться. Нет. Я не смогу работать с отцом и ежедневно делить с ним одно пространство. Двадцать шесть дней. После смерти мамы не прошло и месяца, когда папа повел Кэрол веселиться в «Рэйнбоу рум».

Родственники, друзья и психотерапевт (недостаточно компетентный, по моему мнению) в один голос твердили, что двадцать шесть дней не показатель чувств отца к матери, упирая на подтасованную, сглаженную версию событий: мать болела долго, триста семьдесят семь дней, и отец настрадался за этот срок. Погружая катетер в спину больной и откачивая из легких раковый экссудат, он как бы уже носил траур по умирающей жене. Я не разделяла эту точку зрения. Печаль не гонки, тут фальстарты не проходят, и не обед в самолете, который можно заказать заранее, до того как поднимешься на борт. Это проносящийся по жизни ураган, о силе которого можно судить лишь по масштабу разрушений. Для меня смерть мамы стала торнадо. Для отца — заурядной грозой.

Возможно, я была не права. Должно быть, я чего-то не понимала. Не исключено, что Джозеф Уэст любил жену всем сердцем, а не относился к ней с отстраненным равнодушием, которое позволило ему пойти развлекаться с другой женщиной через двадцать шесть дней после смерти супруги. Но таким я с тех пор его вижу. Вот в таком свете мне предстал отец.

— Значит, Ванда увольняется? — спросила я, ухватившись за подвернувшуюся тему.

— Ее муж получил работув Сан-Франциско. Они купили большой особняк викторианской эпохи и просили сделать для них эскиз интерьера. Может, я и возьмусь. Сначала надо посмотреть планировку.

Папа не любил оформлять интерьеры. У него была склонность к смелым цветовым решениям, которые неизменно оказывались удачными вопреки опасениям осторожных хозяев, к тому же отец изумительно умел совместить разнородные элементы и получить идеальное целое. Однако общая картина — не его конек: Джозеф Уэст предпочитал работать над одним элементом головоломки. Будучи начинающим дизайнером — задолго до того, как любой производитель в мире мечтал уговорить папу создать для него что-нибудь, — он оформлял интерьеры, чтобы кормить семью. Но с тех пор как имперский стиль принес отцу первый успех — стул «Петергоф», стол «Царское Село», диван «Павловск», — папа держался подальше от интерьеров. Корифеи дизайна могут позволить себе не идти на компромиссы ради заработка.

Я не бывала в Сан-Франциско и не видела Ванду со дня похорон матери, но выказала огромный интерес к ее жизни и делам. Лучше говорить о малознакомых людях и неизвестных улицах, нежели затрагивать темы, слишком близкие для меня и отца.

Ленч удалось наконец заказать, хотя официантка и не прибавила прыти. К тому времени когда она принесла еду, мы исчерпали нейтральную тему о Ванде и я, чтобы убить время, принялась расспрашивать об остальных работниках отца, от Чарли до курьера.

— Как поживает Николас? — поинтересовался папа, ожидая, пока кофе остынет. Только что мимо проходил официант с подносом-тележкой, и отец опять сидел перед полной кружкой. Я-то думала, скоро финиш, через несколько минут счет будет подписан и я уберусь восвояси, но теперь предполагалось сидеть еще добрых пятнадцать минут. — Вы не раздумали приехать в Хэмптоне на День труда? Кэрол вас очень ждет. Она затевает грандиозное барбекю.

Я поморщилась:

— Мне казалось, все будет скромно?

— Мне тоже, — засмеялся отец, беспомощно пожав плечами. — Задумывалась семейная вечеринка, но Кэрол то и дело вспоминала, кого еще нужно пригласить, и гостей набралось почти как на свадебный банкет. Кэрол обожает веселиться и делает это естественно, без усилий.

Хотя способ добиваться своего вызывал отвращение — мачеха все делала постепенно, тихой сапой, доливая по нескольку капель воды, пока вы не утонете, — она существенно облегчила мне задачу. Скучать никто не будет — вечеринка слишком масштабна, чтобы заметить отсутствие одной из дочерей.

— Не исключено, что в праздник мне придется работать, — сказала я, подготавливая почву для будущих извинений. — Я еще не знаю, какая у них тут система. Новичков всегда держат в черном теле. Еще посадят сторожить магазин, пока остальные будут загорать на пляже.

Извинения звучали логично, слишком логично, и, пока папа маленькими глотками пил кофе, я невольно задумалась о вероятности такого казуса. Это был не просто предлог увильнуть от семейных праздников: я действительно пребывала в самом низу тотемного столба[15].

— Мы проведем в Хэмптонсе все выходные, — после паузы произнес отец. — Приезжай в любой день. Кэмми и Сэмми ожидаются вечером в четверг, но не волнуйся, места хватит для всех.

Я не волновалась. Через неделю позвоню отцу на работу чуть раньше половины десятого — его обычного времени появления в офисе — и наговорю на автоответчик, что работаю оба выходных.

— Посмотрю, что можно поменять.

— Отлично. — Папа посмотрел на часы. — Пожалуй, пора возвращаться.

Я взглянула на здание напротив. Окна «Старка» были декорированы ведрами и лопатами из полированной стали. За стеклом можно было разглядеть Джеффри, стоявшего недалеко от входа, и покупательницу, красивую женщину в цветастом платье. Джефф держал одну из ваз муранского стекла работы Тапио Вирккала и временами кивал.

Я помахала, чтобы привлечь внимание официантки, и международным жестом попросила принести счет. Пора было возвращаться на работу. Минут через десять девушка, проходя мимо, на ходу бросит счет на стол, но с отцом этот номер не пройдет: он уже достал кредитку, и официантке придется остановиться, повернуться и сказать «спасибо».

Когда я вернулась в магазин, Джеффри соблазнял покупательницу политикой возврата «Старка», заверяя, что у нее будет тридцать дней на окончательное решение. «Возьмите вазу домой, — говорил он, — поставьте ее в гостиной, соберите урожай комплиментов и, если сможете прожить без атмосферы постоянного восхищения, приносите назад — мы вернем вам деньги». Это излюбленная тактика Джеффри. По его мнению, основная задача продавца — сделать так, чтобы товар попал в дом к покупателю. Люди, как правило, нелегко расстаются с вещами.