— А Вероника? — ехидно подсказала Наташка, которой было немного обидно это слышать.

— Ну да. Она-то кастинг прошла… — задумался Артём. — Но тоже ведь завалится спать рано…

— Вероника через пять лет уже со своим парнем приедет! — злорадствовала Наташка. — И будет ждать, когда ты спать завалишься.

— Чего? — Артём даже приподнялся, чтобы испепелить ее взглядом, но тут же посмотрел на Настю. — Не через пять же?

— Успокойся, — улыбалась ему Настя. — Не через пять. Но лет через семь-восемь — вполне.

— Смотри, ты мне обещала! — он снова улегся на спину. — Хотя через восемь тоже рановато. Лишь бы не в меня пошла, лишь бы не в меня…

— О! Только не это! — подхватила и Наташка.

Настя продолжала смотреть на звезды и с улыбкой недоумевала, зачем Артём так настойчиво поддерживает у всех впечатление о собственной легкомысленности? Или наоборот, почему все так запросто воспринимают этот образ, хотя он не особо-то и скрывает, как скучает по Эльзе? Словно он обязан изменять своей девушке направо и налево, а если вдруг это не так, то мир перевернется.

На этот раз Настя ждала отъезда Артёма с уже заметной тоской. Теперь-то она знала, как затихает дом на полгода. И знала, что они опять не будут друг другу звонить — ну, быть может, только в крайнем случае. Но он выразил твердую уверенность в том, что зимой прихватит с собой и Эльзу — давно пора. Ради такого события можно и потерпеть немного.

Катюша устроилась помощницей в прокуратуру. И сияла теперь пуще прежнего. Викуля перешла на второй курс и, кажется, позабыла о Егорке и том периоде, который тот заставил ее пережить. Егорке, кстати говоря, хватило совести уйти из института — на радость Викуле и его собственным родителям. Поменял жизнь полностью и уехал в Москву, чтобы попытаться поступить на архитектурный. Пусть поступает. Пусть живет как заблагорассудится. Пусть только не кричит больше о любви, потому что любовь в реальной жизни — это не только разговоры о Рембрандте.

Мария Максимовна теперь переключилась на Катюшу, которая должна стать следующей, кто начнет в их семье «заботиться о своей жизни». Но той мамины наставления были как с гуся вода. Она твердо вознамерилась подумать о замужестве после тридцати и этим заявлением чуть не довела Марию Максимовну до нервного срыва.

А Настя же наслаждалась семейной жизнью. Она уже знала, когда Сеня слишком устал, и лучше не тревожить его пустыми разговорами, или когда он в настроении поболтать на общие темы, или почему он хмурится, или что скрывается за его улыбкой. Жили они спокойно и мирно. Конфликты возникали, но так редко и почти бесшумно, что можно было их в расчет не брать. Например, ему не нравилось, когда Настя задерживалась на работе — однажды он даже грубо высказался по этому поводу. Но именно эта ссора была показательной — он, несклонный к пустым претензиям и раздражению по бытовым мелочам, разозлился не на шутку, когда Настя одна по темноте возвращалась домой. Если бы спросили Настиного мнения, то ссоры в семьях должны происходить только по таким причинам. Даже конфликты иногда свидетельствуют о заботе. Настя пообещала мужу, что больше так не поступит. А если и задержится, то позвонит, чтобы встретил. На том сразу и помирились.

Вероника снова психовала по пустякам, но это было следствием усталости — начало учебного года после замечательного лета требует адаптации. Александр Алексеевич был погружен в работу, а «крепостные» — в текущие дела. И Наташка однажды сказала:

— Скорей бы уже Новый год! Да не орите вы, что на дворе сентябрь, знаю я! Просто… скорей бы Новый год. Жду не дождусь, когда Артём привезет нам Эльзу на смотрины — даже и не представляю, какие она зенки вылупит, увидев столько снега. Ведь в Майами нету снега, да, Насть?

* * *

Но Артём не изменил привычкам — как обычно, он и не собирался оправдывать чужих ожиданий. И нагрянул неожиданно, в середине октября, когда никто и соскучиться еще не успел. Обнимашки с Вероникой — она-то и за это время истосковалась, взволнованные взгляды домочадцев… а потом долгий разговор с отцом в кабинете. Настя, как и остальные, позже узнала, что Артём учебу бросил — чаянья отца на диплом снова пошли прахом. И с Эльзой расстался — якобы он неожиданно выяснил, что у нее ногах растут волосы, на что Вероника выдала свое: «Фу!». В общем, на фоне этого расставания и решил, что ему американское образование ни к чему.

И поскольку сам Александр Алексеевич на новости отреагировал довольно мягко, Артёма по очереди пожурили все, начиная с Тамарочки и заканчивая Вероникой, которая поругала брата за компанию с остальными. А потом в той же очередности все выразили и радость, что теперь ему придется пожить дома — отец обязан быть настолько зол, что вряд ли позволит сынку продолжать кутить. Артём же был расстроен, и Настя чувствовала, что причина не в том, что теперь его надолго посадят под домашний арест. Он мог и не спешить, по крайней мере до Нового года. Ведь он знал, что так выйдет, поэтому возвращался именно домой и именно тогда, когда ему это было нужно. И тому могла быть только одна причина — расставание с Эльзой он переживал гораздо тяжелее, чем показывал. Но ему понадобится время, чтобы обо всем рассказать.

Мария Максимовна, узнав о том, что Артём в ближайшее время ни на какие Гаити не собирается, долго раздувалась в попытках никак не комментировать эту ситуацию, но потом-таки не выдержала — сказала, когда они остались с Настей наедине:

— Ну что, красавица моя, теперь жалеешь, что целовалась с ним назло мне? Как вы там друг другу в глаза-то теперь смотрите?

Уже столько времени прошло, а она не забыла тот розыгрыш, что они с Артёмом устроили в баре. Но на маму то событие такое неизгладимое впечатление произвело, что она и через сто лет о нем вспомнит. А уж теперь, откопав старую тему, остановиться не могла:

— Это у него раньше невеста американская была. И теперь, когда ее нет, не захочет ли вернуться наш мерзавчик к делам давно минувших дней? А то ж назло матери не только целоваться можно!

— Мам! Ты не забыла, что я замужем? — Настя не верила, что родительница такого низкого о ней мнения. Ладно, об Артёме она вольна думать сколь угодно плохо — он для нее персонаж неизвестный, но Настю-то знает как облупленную. Эту обидную тему нужно было закрыть раз и навсегда: — Да и вообще, не целовались мы тогда, просто притворились.

— Вот только сочинять не надо, — скривалась Мария Максимовна. — Я сестер твоих заставила поклясться памятью отца, что не врут!

Так ведь сестры и не думали, что врут, но возмутила Настю очередная двусмысленная формулировка:

— Какой еще памятью отца?! Он через два квартала от нас живет! Вчера только звонил!

— Ой, опять ты за свое. Настроение только портишь, — несмотря на сказанное, мама снова вернула обычный приподнятый дух. — Сене же повышение предлагали? И что он?

Настя любила придумывать разные теории. Есть среди них и такая. На вопрос, можно ли любить одновременно двух людей, романтическая литература дает единственный и не подлежащий сомнению ответ — нет. Есть и писатели, которые портят такую статистику, наподобие антиромантичного Джека Лондона*. Но ведь и у него звучит явный вывод, что подобная ситуация добром закончиться не может. Настя же никак не понимала, почему вдруг возникло такое убеждение. Например, она любит маму, отца, сестер, Сеню, Веронику… Даже Артёма любит. Конечно, всех по-разному, и романтики в большинстве случаев не предполагается вовсе. Но разве эта любовь не настоящая? В общем, романтическая любовь или попросту «влюбленность» к двум людям одновременно вряд ли возможна — это же концентрация древнего инстинкта на одном человеке. Но любить — в более широком смысле — можно и десяток человек, и каждого по-своему. В этом Настя видела основное отличие любви от влюбленности.