— Ты стыдишься, что мы любовники? — добавил он, доставая из сумки чистую рубашку.

— Нет, конечно. — Габриель открыла дверцу шкафа. — Просто мне не по себе, так как там живет Жозе.

— Да она тебя знать не желает, — все с той же прямотой продолжал Люк. — Ей нет до тебя никакого дела.

— Возможно, и никакого, — пробормотала она. — Но я не хочу давать ей повод.

— К чему? — Люк положил руки ей на плечи и заставил повернуться к нему лицом.

— Опять поучать меня, наставлять. Говорить гадости.

«Унижать», — добавила она про себя.

Люк прищурился:

— Я поговорю с ней.

— Ты думаешь, это что-нибудь изменит? Знаешь, что она сказала мне в последний раз? Что Харрисон — не отец Рафа.

— Она назвала тебе имя?

Габриель покачала головой:

— Нет. Но я почти уверена, что назовет, если сочтет, что случай для этого подходящий. Например, когда нужно будет испортить кому-нибудь настроение или причинить боль. Я не хочу ее видеть.

Люк кивнул, но как-то рассеянно. Он явно о чем-то задумался.

«А ведь он совсем не удивлен», — неожиданно поняла Габриель.

— Ты знал! — воскликнула она. — И тебе известно, кто отец Рафа!

Люк молчал. Габриель выжидающе уставилась на него, молясь про себя, чтобы это был не Филип, потому что это означало бы, что Рафаэль приходится Симоне единокровным братом. Это убило бы его. И Симону тоже.

— Пожалуйста, — вырвалось у нее. — Только не Филип!

— Филип? — повторил Люк. — Нет, нет, это не Филип! Бог ты мой, ты думала, что это он?!

— Я вообще не знаю, что думать, — вздохнула Габриель, сразу почувствовав себя намного лучше, поскольку Раф и Симона — не брат и сестра.

— Нет, это не мой отец, — снова успокоил ее Люк. — Друг моего отца. Он провел лето в Кавернесе, когда твоей матери исполнилось шестнадцать лет. Мужчина, привыкший брать все, что он хочет.

— Он ее изнасиловал? — спросила Габриель. По ее спине пробежал озноб.

— Нет. — Мрачная улыбка показалась на лице Люка. — Твоя мать влюбилась в него. Он встречался с ней, пока не выяснилось, что она забеременела. Он не мог жениться на ней, Габи. Об этом и речи не шло.

— Еще бы! — Габриель невольно пожалела свою мать и возмутилась поступком того человека. Затем она набросилась на Люка: — Так ты знал об этом все время?! И никогда никому не говорил?

— Отец рассказал мне об этом незадолго до своей смерти. Он чувствовал себя в некоторой степени виноватым и пообещал своему другу, что Кавернес будет служить домом Жозе и ее ребенку столько, сколько они захотят. Меня он заставил пообещать то же самое.

— Заставил пообещать, что ты не выкинешь Жозе из замка?

Люк кивнул. Габриель задумалась. Его слова многое объясняли. Например, почему ее мать ревностно, возможно даже чересчур ревностно, следила за тем, чтобы дочь не повторила ее ошибку, влюбившись в Люка. И почему она относилась к Рафаэлю так, словно это не ее сын.

— Но почему ты не рассказал Рафу?

— Я не считал себя вправе это сделать, — объяснил он.

Габриель не нашлась что возразить.

— Симона знает?

— Нет. Не думаю. По крайней мере, я никогда ей об этом не говорил. Никому не говорил, кроме тебя.

— Спасибо. — Габриель обхватила себя руками и беспомощно взглянула на Люка. — Даже не знаю, как сообщить об этом Рафу.

— Я бы посоветовал ничего ему не говорить. В любом случае это не твой секрет. Жозе сама должна рассказать ему правду.

— Да, но зачем ей понадобилось посвящать в тайну меня?

Люк невесело улыбнулся:

— Конечно, это только мое подозрение, но мне кажется, что она боится.

— Боится? — эхом откликнулась Габриель. — Но чего?

— Она видит в тебе себя, — начал Люк. — И хочет тебя уберечь. — Он помолчал. — От меня.

— Как-то странно она проявляет свою любовь, — покачала головой Габриель и вдруг взглянула Люку прямо в глаза. — Или она права?

Люк обнял Габи и прижал к себе.

— Если она права, разве ждал бы я тебя семь лет? — Он поцеловал ее в лоб. — Приходи сегодня в Кавернес. На ужин. На всю ночь.

Габриель стояла закрыв глаза и ощущая надежность и тепло, исходящие от обнимавших ее рук. Нет, что бы мать ни думала, Люк не похож на мерзавца, бросившего ее беременной.

— Хорошо, — пробормотала она. — Я приду.

— И проведешь ночь в моей постели?

— Если ты захочешь.

— Захочу ли я? — повторил Люк со стоном и, приподняв ее подбородок, прижался к ее губам.

* * *

Вечер обещает быть приятным, с удовольствием отметил Люк, узнав, что Жозе удалилась к себе и попросила ее не беспокоить.

За ужином к ним присоединилась Симона, и Люк был благодарен сестре, когда она попыталась развлечь Габриель непринужденным разговором, так как Габи явно чувствовала себя не в своей тарелке, хотя и пыталась это скрыть. В конце концов она немного расслабилась, но все же продолжала нервничать. Под маской независимой и уверенной в себе молодой женщины скрывалось уязвимое сердце дочери экономки. Ему был известен только один способ заставить Габриель — хотя бы на время — забыть обо всем: любить ее. И сегодня ночью, в его объятиях, пообещал он себе, так и случится.

Пожелав Габриель спокойной ночи, Симона зевнула и встала.

— Извини нас, — улыбнулась она подруге. — Люк, можно тебя на пару слов? Что ты делаешь? — прошипела она, когда они вышли.

— Что ты имеешь в виду?

— Зачем ты пригласил Габриель в замок? Не видишь, она вся как на иголках?

— Я заметил.

— И что ты намерен предпринять?

— Ну, у меня есть кое-что на уме. — Уголки губ Люка дрогнули.

— Перестань! — отмахнулась Симона. — Я серьезно. — Она вздохнула. — Габриель чувствует себя здесь чужой. И вот что я тебе скажу: может, Жозе и хорошая экономка, но, если ты собираешься встречаться с ее дочерью, тебе придется что-то предпринять.

— Я хочу, чтобы Габи всегда была со мной, — заявил Люк, — и не собираюсь с ней расставаться.

— Тем более! — энергично кивнула Симона. — Поговори с Жозе, и, если она не изменит свое отношение к дочери или хотя бы не станет чуть более терпимой, у тебя останется единственный выход: попросить ее покинуть Кавернес.

На лице Люка дернулся мускул.

— Жозе никуда не уедет, — сквозь зубы процедил он, проклиная себя за обещание, данное отцу.

— Но почему? — настойчиво поинтересовалась Симона. — Ведь она тебе не нравится. Ты ее всего лишь терпишь, как и я.