рисунки Пьерино? Он на каждое рождество и важную дату приносит в дар свои картины, у нас их столько накопилось, мы уже не знаем, куда их складывать…

— Нет-нет, спасибо, — поспешила возразить я. — Я возьму только мамину.

Чуть позже, когда тесто настоялось и начинка из грибов и сыра была готова, мы с тетей на пару принялись лепить равиоли.

— Меньше, меньше бери, а то на все не хватит! Это тебе не вареники, — поучала меня она.

— Теть Эмм?

— М-м?

— Получается, мама вернулась в Питер, они с папой поженились, и он так ни о чем и не узнал?

Тетка довольно усмехнулась, посыпая стол мукой.

— Эх-х, Поля! Отец твой, мой брат, святой человек, так и знай. Так и знай! Когда она слегла с горячкой, и он к ней приехал, она все ему рассказала. Только и не требовалось этого вовсе. Он уже и так сам все знал.

— Как так?

— А вот так, — передразнила меня тетя. — Я тебе говорила, твоя мама нарисовала портрет этого своего amante, Марк приехал к ней в гости, увидел портрет и все понял. Но ничего ей не стал говорить. Зато когда вернулся в Петербург, был мрачнее тучи, всю душу мне излил. Я его утешала, говорила, что глупости все это, разве ты не знаешь Анну… А он говорил: «Но портрет, я же видел портрет!» Ну не в стиле же ню был этот портрет, возражала я. А он руками на меня махал, вроде как не понимаю я ничего.

— И что было дальше? — с жадностью перебила я, не замечая, что последняя равиолина вышла скособоченная, как ушная раковина.

— Они поженились, — просто ответила тетя. — Родилась Аллочка. А потом и ты.

— Значит, он простил ее?

— Простил, хоть и, видит Бог, прощение это далось ему тяжко. Очень уж гордым был мой брат в свои молодые годы.

После этих слов тетка пустилась в рассуждения о любви, предательстве и смерти, начала рассказывать о своих предыдущих мужьях, и я перестала слушать.

За ужином я думала о найденном дневнике, о картине в чулане, о карнавальной маске, пока в памяти не начали всплывать моменты из жизни нашей семьи. Маленькие и незначительные моменты, но очень выразительные. Я вспомнила, как мама с папой разучивали сонату Бетховена: он играл скрипичную партию, она — фортепианную. Вспомнила, как отправляясь на шоппинг, мама всегда возвращалась с одеждой и обувью для отца, который как огня, избегал торговых центров. Вспомнила, как в прошлом году папа решил устроить маме на день рождения сюрприз и собственноручно испек медовый торт, кривой как муравейник и приторный как соты, и как мама, превосходная кухарка, нахваливала его, отрезая себе щедрые куски…

Нам часто кажется, что мы хорошо знаем своих родителей, а они совсем не знают нас. Мы не даем о себе лишних деталей и всегда осторожно выбираем выражения, закрываем двери комнат и не оставляем на виду мобильный. Родителям трудно принять, что мы взрослеем. А нам — что они когда-то были молоды.

Но раз меж временами откроется мост — все как было вернуть уже не сможешь. Раз увидев хрупкую натуру, пережившую бурю на деревянном плоте, чтобы познать истинную суть красоты, уже не поддашься обману холодной улыбки и царственной стати. Раз обнаружив юношу с белым щенком на руках, не испугаешься белого халата и острого скальпеля. Раз постигнув реальных людей за картоном их социальной роли, поймешь, что душа человека не знает возраста. Это все маски, которые мы носили и будем носить всю жизнь. Sua cuique persona, как говорили древние.

Sua cuique persona.

Комментарий к Глава 5. Sua cuique persona

Sua cuique persona (лат.) — каждому своя маска.