Мы постреливали по бойницам. Противник вяло отвечал. Из-под земли продолжал молить о спасении хор солдатских голосов. Ситуация сложилась патовая: штурмовать башню наличными силами мне не представлялось возможным, а освободить пленных под огнем загнанных в угол крыс и вовсе из области фантастики.

Однако жизнь в очередной раз показала, что безвыходных ситуаций не бывает. Нам оставалось только повернуть дело к своей пользе. Сначала в одной из бойниц мелькнул белый лоскут. Затем из соседней высунулось копье с белой рубахой, привязанной за рукав. Универсальный символ перемирия энергично поднимался и опускался, насколько позволяла узкая бойница. Либо у осажденных банально сдали нервы, либо они решили потянуть время или измыслили какое коварство.

– Прекратить огонь! – крикнул я своим бойцам, оставаясь в укрытии и подозревая подвох.

– Не стрелять! – передали мой приказ по цепочке. – Не высовываться!

В наступившей тишине из башни донеслись крики на русинском:

– Не стреляйте! Переговоры!

– Я буду говорить только со старшим офицером! – пытаясь набить себе цену, прокричал осажденным. А засевшим с той стороны «аллеи трупов» Молчуну и Белову вполголоса сказал:

– Не договоримся, так хоть главного угробим.

– Не по чести, – скривился перезаряжающий ружье кадет.

Молчун издевательски хмыкнул и сплюнул. Я счел необходимым прояснить свою позицию:

– Баронет, у предателей нет чести. Играть в благородство с подонками мы не будем.

– Благородство – это не игра! – искренне возмутился Белов.

Подселенец посоветовал мне следить за языком. Как-то в суете последних событий я упустил, что нахожусь в чужом «монастыре», где свой устав следует продвигать по возможности ненавязчиво, выбирая выражения.

– Вы правы, мой друг, не игра. И ставки здесь не медяки и империалы, а жизни. – Мы с Беловым одновременно повернулись к убитому рекруту Нилу. – Баронет, помните о том, что эти изменники подставили батальон под расстрел, они повинны в гибели княжны и пытках пленных. А сейчас, готов спорить, они будут нам угрожать, тянуть время или попытаются купить.

– От меня им пощады не будет, – заявил Белов. – Но как человек чести обязан напомнить вам, господин подофицер, о правилах ведения войны.

– Евгений, обещаю: когда последний враг ничком на землю ляжет, мы с вами поговорим о чести и правилах. Под хорошее вино. А пока продолжайте исполнять свою работу, у вас отлично получается.

Стрелки, притаившиеся за стеной, судя по металлическим звукам, вовсю шустрили шомполами, загоняя пули в стволы.

– Капитан с лейтенантом из первой роты уже смердят, – поддержал мою точку зрения Молчун и кивнул головой в сторону поля смерти, укрепив мои догадки: «красный» и «зеленый» занимали командные должности. Они и привели батальон русинов в засаду.

– Все верно, Молчун. Их жизни оказались неугодны Асеню. Остальным недолго осталось ждать встречи с Бездной. Помните о нашей миссии! – Я показал браслет со Слезой, разгоняя в душе кадета последние сомнений. Поскольку задачу спасения души и останков княжны Белояровой возложили на меня, то мне и решать, каким способом ее выполнить.

Ворота башни с трудом отворились – мешали наваленные грудой трупы сквернавцев. В узкую щель протиснулся русоволосый здоровяк в доспехах из кожи с металлическими вставками. Играючи, но с толикой брезгливости он раскидал тела сквернавцев, как грязные тряпки, и открыл створку ворот пошире. Вторым выбрался на свет толстяк в вычурном мундире и богатом головном уборе, при взгляде на который в моей голове возникло слово «треуголка». Ворота тут же захлопнулись. Оба переговорщика вышли совершенно безоружные, даже без неизменных офицерских сабель, что насторожило меня еще больше.

Назвался офицером, вылезай из укрытия, веди переговоры – подстегнул себя. Находиться на открытом пространстве, да еще и без винтовки, было, мягко говоря, неуютно. Еще недавно здесь воздух рассекали увесистые и стремительные свинцовые градины. На результаты этих полетов, что в изобилии лежали повсюду, впечатлительным особам долго любоваться нежелательно, чтобы не тронуться рассудком. Мягкие пули крупного калибра страшно уродовали хрупкие тела людей и животных. Вспотевший лоб так и свербел, чувствуя на себе вражеский прицел. Думаю, не только у меня, но мастер-стрелок Молчун и кадет Белов встали рядом, придавая уверенности своему командиру.

Толстый мужчина в годах, наряженный в мундир попугайской расцветки с двумя рядами серебряных пуговиц, назвался интендантом первого класса Яковом Глаттоном. Оценивающий взгляд бил по нам из хитро прищуренных глаз, как меткий стрелок из амбразур каземата. Второй подбородок, покрытый рыжей свиной щетиной, подрагивал в такт речи и тяжелому дыханию с примесью перегара. А еще от делегата одуряюще пахло одеколоном с цветочными нотками.

За пазухой у него, топорща украшенную золотым шитьем и потеками вина ткань мундира, скрывался неизвестный мне гамион. В очередной раз я проскрежетал зубами – мне недоставало знаний и навыков. В тот момент решалась не только моя судьба, поставлены на кон жизни русинских солдат. Многие из них мне уже поверили, других еще только предстояло спасти. Я же вместо того, чтобы сконцентрироваться на переговорах, был вынужден гадать, что за «гостинец» припас мне этот хитрый и жадный боров, оставивший в башне даже колюще-рубящий атрибут своего офицерства.

Второй переговорщик, настоящий человек-гора, играл роль телохранителя. Интендант даже не посчитал нужным его представить. Громила не имел никакого оружия, не считая пудовых кулаков, а из амулетов нес на себе только примитивные и распространенные – щит и аптечку.

Определились с языком переговоров – вражий делегат начал было плести словесные кружева на имперском, но я одернул его, потребовав перейти на русинский, чтобы «мои офицеры тоже понимали». Не знаю почему, но даже тени сомнения не возникло, что ушлый интендант знает русинский на достаточном уровне.

С самого начала переговоры не обещали быть легкими. В прошлой жизни мне приходилось иметь дело со снабженцами. Наверное, мне просто не везло, наверняка среди них есть масса достойных, но мне встречались только такие – люди без совести, с покалеченной алчностью логикой, их переспорить в принципе невозможно. И вот жизнь снова столкнула меня с одним из таких – с армейским интендантом.

Мы должны были договориться о временном прекращении огня, которое обе стороны собирались использовать по-своему. Враг надеялся, что в скором времени сюда пожалует новая банда. Скорее всего, Каменная Длань была назначена точкой сбора, снабжения и перегруппировки вражеских сил, действующих в тылу экспедиционного корпуса Армии Освобождения.

Когда я представился командиром особого отряда стрелков, Глаттон тут же посмел усомниться в моих полномочиях, затем озвучил абсурдные требования нашей немедленной сдачи. Язык интендант знал превосходно, изъяснялся чисто, без всякого акцента.

В ответ, глядя в его хитрые глазенки, я поинтересовался, в своем ли уме новоявленный главарь офицеров, изменивших присяге? Удобно ли предателям сидится на сундуках с награбленным добром, хороший ли у его подручных аппетит, не мучает ли их жажда и не предвкушают ли их шеи близкого знакомства с пеньковой веревкой? Долг платежом красен, поэтому между делом полюбопытствовал, все ли изменники согласны, что интендант говорит от их имени.