— Веселитесь? — в полной тишине произнес черный человек. Голос Марине показался знакомым, но все-таки она не узнала его. — Напрасный труд!

Черный воинственный человек замер на сцене, а с двух сторон к нему на сцену поднялись Богдан Рыбарев и Маргарита Григорович. Марго выглядела настоящей Царь-девицей: в роскошном кокошнике, в расшитом серебром голубом платье с многочисленными сверкающими ожерельями и с толстой пепельной косой, перекинутой на грудь. Когда Марина взглянула на Богдана, то чуть не лишилась чувств. Он тоже был необыкновенно хорош в красном кафтане с золотым оплечьем и с расшитым поясом с кистями — настоящий Иван-царевич из русской народной сказки. Богдан подошел к краю сцены, показал на черного человека и прочел:

— Шумящ оружием проходит Чернобог; / Сей лютый дух поля кровавые оставил, / Где варварством себя и яростью прославил; / Где были в снедь зверям разбросаны тела; / Между трофеями, где смерть венцы плела, / Ему коней своих на жертву приносили, / Когда победы русичи просили…

Дальше Марина уже плохо слушала и еще хуже понимала. Чернобог строил какие-то козни всем пришедшим на праздник и даже группе «Носороги», вызывая на помощь к себе всяких ужасных существ из славянской преисподней. С ним боролись духи и боги добра, тот самый Полкан — получеловек-полуконь — и все присутствующие в зале девятиклассники и гости. Марина во всеобщем веселье не участвовала. Она смотрела только на Богдана и не могла даже отвернуться. В глазах ее кипели слезы. Она нервно теребила бабушкину цепочку, на которой висел славянский амулет. Почему-то он ей совсем не помогал.

Когда в конце концов неутомимый Васька Кура отыскал где-то спрятанный Русалочий Жезл, с его помощью Чернобог со своей пищащей и визжащей свитой был наконец полностью обезврежен. Когда он снял шлем и черную маску, все увидели Феликса Лившица и бурно зааплодировали его столь удачному артистическому дебюту. Даже Марина несколько оживилась. Всегда несколько замедленный и флегматичный, Феликс сумел так здорово и точно сыграть темпераментного и решительного злодея, что это потрясло и ее, хотя она и не слишком внимательно следила за разворачивающимся сюжетом праздника. Она улыбнулась Лившицу, когда поймала его взгляд, и даже показала поднятый вверх большой палец. Видимо, ее похвалы он ждал больше всего, потому что просто расцвел от удовольствия.

Артистам аплодировали долго, потом на сцену вытолкали смущенную Элечку, тоже долго хлопали ей и выкрикивали разные хвалебные слова. Потом к Элечке запрыгнул парень с кинокамерой и прокричал в микрофон, что заснял весь праздник на пленку и все желающие могут посмотреть на себя, когда захотят, и даже сделать себе копию. В качестве завершающего аккорда студенты университета культуры спели еще одну очень зажигательную песню и уступили место «Носорогам». Артисты ушли переодеваться, в зале замерцали огни цветомузыки, и началась долгожданная дискотека.

Марина в отсутствие Милки, которая то ли изменяла Куре, то ли, наоборот, неотлучно находилась при нем, почувствовала себя лишней и даже совсем было собралась уйти домой, когда из толпы неожиданно вынырнул Кривая Ручка и обратился к ней своим тонким срывающимся голосом:

— Ты, Митрофанова, не сердись на меня.

— Я и не сержусь, — пожала плечами Марина. — Чего мне сердиться?

— Ну… из-за этих… из-за скалярий.

— Это ты меня извини, что так получилось. Мне и самой их жаль. Красивые были рыбки.

Кривой Ручке очень понравилось, что Марина перед ним извинилась, и он решил поинтересоваться и ее пропажей:

— А кошка твоя нашлась?

— Нет.

— Может, еще вернется?

— Вряд ли. Уже много времени прошло.

Кривая Ручка не знал, что еще спросить у Митрофановой, а потому, несмотря на так еще и не уменьшившуюся разницу в росте, все же решил пригласить ее на танец, тем более, что «Носороги» очень кстати заиграли красивую медленную песню про любовь. Он откашлялся, поправил волосы и открыл рот для приглашения, но ему пришлось тут же его закрыть. Марину уже уводил от него переодевшийся в цивильное Феликс Лившиц.

Илья даже сам не ожидал, что так огорчится. Конечно, Лившиц классно сыграл Чернобога, но это не дает ему никакого права на Митрофанову, тем более, когда у других уже было все на мази. Под «другими» Кривая Ручка, конечно же, подразумевал себя, поскольку со скаляриями только что все очень хорошо разрешилось. Он отошел к стене и, с самым мрачным видом поглядывая на более удачливого соперника, стал ждать, когда танец закончится.

А Феликс Лившиц, сойдя со сцены и, главное, сняв спасительную маску, разом утратил большую часть своей смелости и решительности. Дома он думал, что маску не станет снимать до самого конца дискотеки, чтобы взять Марину таинственностью и непредсказуемостью, но после окончания представления понял, что не сможет ее не снять. Он почувствовал, что роль Чернобога ему удалась, и очень хотел пожать лавры успеха. Если бы он не снял маску, то кто бы узнал, что именно он, Феликс, такой классный артист? Теперь, когда все всё узнали и овации стихли, он жалел, что поддался соблазну. Как сейчас приступить к разговору с Мариной? Он немного подумал и решил все же оттолкнуться от своего успеха. Может быть, один успех приведет за собой другой?

— Как тебе наше шоу? — спросил он Митрофанову.

— Очень понравилось, — ответила Марина, которая смутно представляла сюжет того, что он назвал «шоу». Если бы Феликс знал Марину получше, он вообще не стал бы задавать этот вопрос. Она никогда не смогла бы никого огорчить, даже если бы представление показалось ей отвратительным. — А ты был просто великолепен! Я даже не подозревала за тобой таких способностей!

— Ты, похоже, вообще отказываешь мне в каких-либо способностях, — горько сказал Феликс.

— С чего ты взял? — спросила Марина и поняла, что разговор сейчас опять сползет на ту тему, которую ей очень не хотелось бы обсуждать.

— Ты все время смотришь мимо меня.

Митрофанова решила промолчать, но оказалось, что и это можно использовать против нее.

— И все время молчишь… — сказал Феликс.

— Знаешь что, — Марина решила наконец поставить все точки над «i», — давай решим сейчас все раз и навсегда.

— Давай, — вяло отозвался Лившиц, понимая, что дело его, скорее всего, проиграно.

Тут «Носороги» закончили одну мелодию и почти без остановки принялись за другую. Марина опять положила руки на плечи Феликсу, а Кривая Ручка у стены сделался землистого цвета, чего никто не заметил по причине дискотечной затемненности помещения.

— Мне очень не хотелось бы тебя огорчать, Феликс, — печально начала Марина, — но я не могу дать тебе то, чего ты от меня хочешь. Я прямо скажу: я люблю другого… — И она еле удержалась, чтобы не заплакать, оттого что любовь ее к Богдану такая же напрасная, как и Феликсова — к ней.