Вот и сочельник, канун Рождества. Озеро покрыто толстой коркой льда, присыпано по краям хрустящим снегом. Солнце медленно катится к горизонту, и заснеженные деревья отбрасывают на мощеную дорожку длинные тени. Бегуны, совершающие пробежку вокруг озера, старательно огибают редких пешеходов. Я бездумно смотрю на озеро, стоя на знакомом месте под огромным дубом. За те три года, что меня не было, город почти не изменился. В зимнем воздухе плывут светлые, почти невидимые облачка пара – мое дыхание. Надо приниматься за дело. Открываю кузов и хватаюсь за ножки тяжелой деревянной скамьи, которую совсем недавно с трудом поместил в пикап.

В детстве отец будил меня по субботам рано, еще до рассвета. Мы отправлялись на озеро – оно было куда больше этого – и сталкивали на воду лодку. Доплывали до нашего любимого места и забрасывали удочки, а потом в полной тишине ждали, не шелохнется ли поплавок. Говорили мы почти всегда шепотом. Отец уверял: рыба боится малейшего шороха, и заговаривал со мной, только чтобы напомнить:

– Потерпи, Натан. Скоро заклюет.

Или:

– Сиди тихо, Натан. Не шевелись.

Возвращались мы с уловом – правда, отпускали обратно в воду рыбы больше, чем оставляли себе. По пути к берегу отец иногда делился со мной своими надеждами и мечтами, спрашивал, о чем я думаю.

– Даже малейший промысел Бога о нас больше, чем наше самое великое желание, – сказал он однажды, вытягивая лодку на берег.

Не знаю, почему я запомнил эти слова. В детстве я молился о чуде, которое так и не произошло, просил, чтобы мама осталась жива. Когда мне было восемь лет, она умерла от рака. Это случилось в первый день Рождества, рано утром. Накануне, в сочельник, я сбегал в городской универмаг и купил ей в подарок туфли, украшенные разноцветными стразами. Теперь я понимаю, что выбрал едва ли не самую безвкусную пару обуви в магазине, но тогда я не сомневался, что в тех туфлях мама будет в раю самой красивой. Я не знал, что ей суждено было умереть той же ночью. Помню, как забрался в кровать, завернулся в одеяло и молил о чуде.

И когда я рука об руку с отцом тащил лодку на берег, то размышлял: неужели можно верить, что Бог уготовил нам необыкновенную участь, если он не совершил чудо даже в ответ на самые отчаянные мольбы.

За год до маминой смерти, зимой, мы с ней поехали навестить бабушку с дедушкой. Дорога вилась по склону холма, и сквозь голые ветви деревьев я увидел далеко внизу нашу долину – такую странную с высоты, гораздо меньше, чем я ее себе представлял. Мы вышли из машины, и мама, взяв меня за руку, склонилась над обрывом вместе со мной.

– Мне больше нравится смотреть из долины вверх, на холм, – сказал я. – Отсюда все кажется очень маленьким.

Мама опустилась на колени и крепко меня обняла.

– Жизнь в долине сделает из тебя настоящего мужчину, Натан. С сильным характером.

Я бросил взгляд вниз и вновь посмотрел на маму. Я не понимал, как можно стать мужчиной, бродя по долине взад-вперед. Заметив мой озадаченный вид, она рассмеялась и встала.

– Все кажется маленьким только с вершины. Понимаешь? – спросила мама, снова взяв меня за руку.

Я покачал головой.

Она опять опустилась на колени и погладила меня по щеке.

– Когда-нибудь ты поймешь. Вот увидишь. Я очень надеюсь, Натан, что ты не отправишься сразу же на вершину горы. Пройди всю долину, научись любить, чувствовать и сострадать. Если жизнь обойдется с тобой жестоко, пусть это случится из-за твоей любви к людям, а не оттого, что ты к ним плохо относился.

Я не понимал ни слова. Мама улыбнулась и поцеловала меня.

– Помни, Натан, когда-нибудь все будет хорошо. Тебя ждет счастье. Обещаю.

Мама от всего сердца надеялась, что моя жизнь сложится удачно – это я понял лишь спустя годы. И говорила она в тот день не мне, а от моего имени, как бы странно это ни звучало.

Многие любят порассуждать о поворотных, решающих моментах в жизни. Я думаю, правильнее говорить не об одном событии, а о нескольких или об обстоятельствах, которые создают или определяют наш характер. Жизнь ведет нас вперед, мы понемногу меняемся, идем к чему-то большему или неожиданному, иногда заходим в тупик… и однажды наступает решающий момент, который подводит нас к неизбежному, к судьбе. Разговоры с отцом на озере и с мамой на холме над долиной стали для меня такими моментами.

Я знаю, что у каждого в жизни есть предназначение, цель, которая часто неясна или в лучшем случае едва различима. Мы упрямо ищем свое призвание, желая убедиться, что бродим по свету не просто так, а ради какой-то цели. Возможно, мы не сразу поймем, какова наша судьба, надолго застрянем в долине и пройдем через множество испытаний, но если мы будем терпеливы и внимательны, то обязательно обнаружим подсказки. Мы увидим крошечные вспышки откровений, которые подтолкнут нас к дороге судьбы – к неизбежному. Конечно, в пути не миновать тягот и лишений, однако, как много лет назад обещала мама, в конце нас ждет счастье.

Конец октября, 2000 г.

Я поддал газу, вывел пикап со стоянки и, не сбавляя скорости, промчался между многоэтажными домами, выбираясь на шоссе. На обочине женщина подхватила на руки карапуза и возмущенно посмотрела на меня. Я постучал по циферблату наручных часов, и секундная стрелка дернулась, хоть и не сразу. Опаздываю! Как же я опаздываю! Я бросил взгляд на электронные часы на передней панели авто. Невероятно. Я еще никогда не опаздывал. Пару дней назад я заметил, что наручные часы слегка врут, и поставил в ванной комнате другие, чтобы не задерживаться в душе. Наверное, сегодня утром, пока брился, я случайно задел провод, и новые часы встали.

Шины взвизгнули на повороте, и садовник, подстригавший кусты у дороги, недовольно на меня посмотрел – два сердитых взгляда за утро!

Если не застряну на светофорах, то доберусь до больницы за четверть часа. Заезжая на стоянку, я вновь посмотрел на часы – прошло четырнадцать минут. Мой новый личный рекорд! Искать место поближе ко входу было поздно, и я припарковал машину в дальнем углу, а потом со всех ног бросился к зданию больницы. Может, он еще не начал обход? Да кого я обманываю… Доктор Гёрц никогда не задерживается. Я прибавил шагу.

В этом году меня, студента-медика третьего курса, отправили на практику к доктору Крофорду Гёрцу, лучшему кардиологу в больнице. Обычно студенты не проходят практику в кардиологии, но в этом году университет сделал исключение, чтобы обогатить нас новыми знаниями. Теперь мне еще месяц работать под руководством доктора Гёрца. Он окончил Гарвард, изучал медицину в Университете Вандербильта и сейчас заведовал у нас отделением кардиологии. У него четверо детей и двое внуков, а для меня он стал занозой в одном месте. Доктор Гёрц специализировался по детской кардиологии, однако детей, страдавших болезнями сердца, в нашей больнице было немного, и он, как заведующий отделением, наблюдал за лечением и взрослых пациентов.