Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И под действием хорошего настроения загрузила несколько наиболее удачных на её взгляд фотографий на сайт, в свой магазин.
В понедельник на большом экране фотографии смотрелись не так выигрышно, и Варя взялась показывать, как их сделать красивее — посветлее или потемнее, поярче или вовсе обрезать. И магазин заиграл новыми красками, а ещё не менее яркими названиями, потому что, как сказала Варя, каждой вещи нужно придумать уютную историю, такую, чтоб человеку захотелось иметь такое у себя.
И вот теперь у Любы уже второй день были продажи. Если на этой неделе купят ещё хоть две вещи, то её магазинчик замелькает на главной. Почему это так важно, Варя пыталась объяснить, но Люба слушала плохо — она никак не могла поверить, что шали кто-то хочет купить, и всё смотрела на значок кошелёчка, где была написана четырехзначная цифра.
— Тебя увидят все, кто заходит на сайт, и ты взлетишь в топ! Это невероятно круто! — сыпала молодёжными словечками почти-подруга и сияющими глазами смотрела на Любу.
Та рассеянно улыбалась и кивала. Она мало понимала в том, о чем рассказывала Варя, но верила. У неё сын на программиста учится, а дочь как-то рисует в компьютере, наверное, они и мать немного просвещают.
Магазинчик нового автора Любови Подольской всё-таки попал на главную страницу «Карусели Мастеров» и из-за этого пришлось потратить немало времени, чтобы отказываться от вязания шалей на заказ, от повторов уже проданных вещей и навязчивых помощников, обещавших «за совершенно небольшие деньги протолкнуть её на ужасно высокий уровень известности».
От подобных предложений попахивало если не мошенничеством, то уж чем-то походим на предложения Димки помочь. А если она и ошибалась, то и пусть: Люба не стремилась к известности и не спешила вкладывать деньги в рекламу своего магазина. Хотя это бурно советовала Варя. «Люба, хотя бы десять процентов от дохода вложи! Это приведёт к тебе новых покупателей!» Но молодой коммерсант в Любе был не амбициозен, а простая житейская сметка подсказывала, что высовываться вот так сразу не стоит: а вдруг накроет славой, и она на справится? А так, глядишь, будет капать по чуть-чуть денег каждый месяц, вот и хорошо.
На сильно уж большой доход она не рассчитывала, но первую сумму мечтала потратить на пряжу. Такую, какую давно хотела купить, а главное — как хотела купить. Хотела долго и внимательно выбирать в каталогах в интернете, а потом порыться на полках в любимом магазинчике возле дальнего рынка, и так, чтобы рыться в мотках, погружая руки в теплую ласковую пушистость, вдыхать чудесный запах новой пряжи — шерсти, красок, магазина — и представлять, как она ляжет в изделии. И не жаться, не бояться хватит ли денег, а купить, не задумываясь ни о чем. Шикануть!
И с фотографиями — болезненный опыт оказался хоть и на пользу, но оставил неприятное воспоминание — решилось неожиданно просто.
Люба приносила пару шалей, и Варя фотографировала её в перерыв у входа в заводоуправление рядом с пушистой елкой или в фойе, на фоне большого настенного панно, оставшегося от старых времен, и благодаря своим гигантским размерам вполне сносно служившим фоном для Любы в шалях.
Эти снимки — Варя фотограф, Люба фотомодель — оказались куда более удачными: всё же коллега умела то, на что Люба была не способна. Была в этой помощи и оборотная сторона, как и в любом деле, — обработка фотографий, выбор наиболее выигрышных и посиделки после работы, чтобы загрузить на сайт и придумать название сокращали так тщательно выстраиваемую дистанцию.
И Любе это не нравилось.
Как и любой дискомфорт, этот она лечила "шальной магией". Тем более теперь было куда сбывать то, что рождалось в результате создания хорошего настроения.
Глава 10. Там
Карета остановилась.
— Пройдёмся! — раздался снаружи повелительный голос мадам Люси, в стенку кареты что-то грохнуло. Похоже, веер. Стек-то сломан.
Дверца открылась, впуская в тесноватое нутро закрытого экипажа свежий воздух и свет.
Альбина выбралась первой и улыбнулась — солнце уже село, но сумерки не набрали чернильной густоты и не прятали ухоженной подъездной аллеи, обсаженной туями и невысокими кустами. Красиво! А ещё пахнет восхитительно: цветы на клумбах, политая земля, нагретая хвоя. Замечательно!
Ну и предчувствие праздника волновали кровь, поднимая настроение. Предвкушение праздника само по себе праздник, и внутри поднималось ликование, от которого хотелось петь и кружиться.
Римма, делившая с Альбиной карету, ворчала, выбираясь наружу: она хотела с шиком выскочить у самых ступеней, а теперь из-за самодурства мадам нужно идти ногами. А вдруг платье испачкается? Или туфелька порвётся?
Мадам Люси вывозила своих дебютанток в трёх экипажах — пышные бальные платья не позволяли тесниться в одной карете всем вместе, — и выезд походил на выводок неуклюже плетущихся утят-переростков. Может, из-за этого она и велела выбираться из карет, а может, из-за чего-то ещё, но, степенно шагая вдоль дорожки, старуха проговорила:
— Наши экипажи отгонят быстрее, если они будут пустыми. Немного пройтись перед балом будет невредно.
Степенность эта и черное с серым блестящее платье, да и весь её внешний вид делали мадам Ромашканд похожей на ворону.
Мадам подхватила самую крепкую из своих воспитанниц, Юниту, под руку. Судя по тому, как накренилась в её сторону девушка, мадам подхватила её не просто так, а повисла на её руке всем своим весом. Странно. Обычно она вся такая прямая и несгибаемая…
Альбина хмыкнула про себя и отвернулась. Лучше смотреть на парк, разбитый вокруг особняка. Пышные цветущие кусты, хвойные и лиственные деревья — всё выглядело так, будто никакого порядка в них нет и оказались они рядом случайно, но в этот кажущийся хаос хотелось войти, чтобы исследовать узкие аллейки, посмотреть, что скрывается в их глубине, отыскать скамейку, присесть под деревом или рядом с пушистым боком куста, молчать, слушать и улыбаться.
Альбина усмехнулась: в принципе идея мадам не лишена здравого смысла. Прогуляться каких-то пятьдесят шагов вдоль такой красоты намного лучше, чем полчаса ждать в душной карете, пока приехавшие