Если пациент не доверяет врачу, консультируется еще с сотней-другой специалистов (а, как известно, практически у каждого будет собственное мнение насчет терапии), пренебрегает рекомендациями или вовсе отказывается от них, толку от лечебного процесса не будет. Если же пациент идет на контакт, придерживается подобранной терапии, честно сообщает о своих переживаниях и ощущениях, тогда врач может более эффективно подобрать и скорректировать лечение.

Союз «врач-пациент» образуется с одной целью – победить болезнь. Когда между ними разлад, поверьте, заболевание одержит верх.

Может показаться, что пациент, отказывающийся от помощи, как минимум какой-то недальновидный. Ну кто хочет болеть? Мы же идем к стоматологу, когда нас беспокоит зуб, почему психиатрический пациент не идет к своему врачу, когда ему плохо?

В действительности все не так просто. Во-первых, человек не всегда осознает, что он болен. Однако это полбеды, если есть внимательные люди вокруг. Вторая проблема – недостаток грамотных специалистов. Как врач, я всегда буду защищать врачебное сообщество. Ни один профессионал из любой другой сферы не поймет нашу медицинскую кухню. Не так часто случаются ситуации, когда врач настолько некомпетентен, что больше вредит своими действиями, чем помогает. Бывает и так, что врач на момент принятия решения не обладает необходимым количеством сведений о пациенте, например, когда больной пребывает в психозе или в угнетенном состоянии сознания. Осуждать врача в таком случае – большая глупость. Но, как всегда, есть и другая сторона медали.

С недавних пор наше общепсихиатрическое женское отделение переквалифицировали в отделение первого психотического эпизода. Такой формат предполагает терапию пациентов, страдающими расстройствами шизофренического спектра (шизофрения – первые пять лет заболевания, шизотипическое и шизоаффективное расстройства – пожизненно), а также пациентов, страдающих тяжелыми аффективными нарушениями (глубокие депрессии и психотические мании). Простыми словами, в нашем отделении лечат пациентов с высоким реабилитационным потенциалом. Их главная особенность в том, что они сохранные – в отличие от предыдущего периода, когда мы работали в основном с «хрониками». Это здорово в плане приверженности к лечению, и что немаловажно – заинтересованности родственников в лечебном процессе. Сейчас я вижу результат своей работы гораздо нагляднее.

Мы уже говорили с вами о том, что родственники – это наша поддержка, гарант того, что пациент будет получать своевременную помощь и реабилитацию, в том числе после выписки. В новом профиле отделения я чаще встречаю ответственных, «включенных» в терапию близких пациентов. Но заинтересованность и стремление обеспечить родному человеку наилучшие условия иногда переходит все рамки приличия.

Иногда бдительные члены семьи неустанно пребывают возле больницы, иногда бесконечно звонят в отделение, иногда носят нескончаемые передачки весом до нескольких десятков килограммов (прошу заметить, пациент столько съесть не в состоянии – продукты просто испортятся!). Но один случай меня действительно удивил.

К нам поступила молодая девушка с подтвержденным диагнозом шизофрении. Классическая клиника, амбулаторное лечение, которое перестало помогать, затем стационарное лечение в одной из районных психиатрических больниц – тоже без эффекта. Если районные психиатры не справляются с заболеванием, они переводят пациента в краевую больницу. Именно так пациентка и оказалась в моем отделении. Первые несколько дней ее пребывания не предвещали беды, но затем поступил звонок.

Низкий бархатный голос в трубке настойчиво сообщил, что нам необходимо поговорить вживую. Свою просьбу он приправил большим количеством известных фамилий, также настойчиво рекомендовавших мне устроить личную беседу, несмотря на карантинные мероприятия, продолжающиеся в нашей больнице. Как выяснилось позже, разговаривала я с дедушкой пациентки.

Я назначила время, и ровно к этому часу перед отделением возник мужчина. Он уверенно прошел в мой кабинет, по-хозяйски закрыл дверь и сразу перешел к делу. История состояла в том, что районный психиатр проводил неграмотную, по мнению дедушки, терапию, что и привело к ухудшению состояния его внучки: «Я забрал ее в состоянии овоща». Когда мужчина приехал к главному врачу той больницы и попросил предоставить выписку о том, чем лечили девушку, сначала ему пообещали все выдать, но затем просто перестали выходить на связь. В повторную встречу с главврачом дедушка снова получил подозрительную реакцию: «Я не могу вам сказать, чем лечили пациентку, но вам нужен вот этот препарат». Мужчина протянул мне измятый рецептурный бланк, на которым неразборчивым почерком было написано: «Tab. Haloperidoli 0.005».

Далее со мной благосклонно поделились информацией, которую дедушке предоставил некий влиятельный врач, сообщивший ему, что клинические рекомендации разработаны стандартизировано и исключают возможность индивидуального подхода. «Я готов заплатить вам за индивидуальный подход», – мужчина протянул мне другой свернутый лист, на котором значилась шестизначная сумма. Я доходчиво объяснила посетителю, что вполне довольна своей зарплатой и в спонсорах не нуждаюсь, в ответ на что дедушка лишь ухмыльнулся – мол, молодо-зелено, от таких денег отказывается, – но упорствовать и возражать не стал.

Я не знаю, как обстоят дела в других больницах, но в нашей врачи научены лечить так, чтобы и не нарушать клинические рекомендации, и обеспечить индивидуальный подбор терапии. Ясно одно: для молодой пациентки со стажем заболевания менее пяти лет и высоким реабилитационным потенциалом галоперидол ну никак не является препаратом выбора.

Беспокойство дедушки, как и любого другого родственника, по поводу терапии психотропными препаратами и профессионализма врача мне вполне понятно. Не в первый раз я сталкиваюсь с неадекватным выбором лекарства, не в первый раз ко мне обращаются родственники с просьбой отнестись к их близкому повнимательнее. Однако негативный опыт вовсе не значит, что поголовно все врачи безграмотные, равнодушные и некомпетентные. Есть большое количество специалистов, которым действительно можно довериться, – нужно просто искать.

Если вам интересна судьба той пациентки, ей подобрали новейший антипсихотик, который не вызвал у нее побочных эффектов. Мы достигли качественной ремиссии. После выписки дедушка неоднократно мне звонил, чтобы получить консультацию по поводу состояния внучки, и на момент написания книги обострений заболевания и повторной госпитализации у нее не случилось.

Глава 36. Жизнь в больнице

Мы говорили о том, что, когда пациент недееспособен, инвалидизирован и не может самостоятельно ухаживать за собой, есть выход – психоневрологический интернат. Там человек получит необходимую помощь, питание, лечение, тепло и какое-никакое общение. Но что, если показаний для помещения в ПНИ нет, пациент живет со своими близкими, а близкие с ним жить не хотят?

Я нередко видела ситуации, когда родственники отправляют пациента в психиатрическую больницу не из-за того, что он действительно нуждается в помощи, а просто потому что «дома надоел». Такой подход только вредит: для пациентов больница вовсе не замена дому, скорее наоборот, своеобразное наказание за «плохое поведение».

Женщина поступает на лечение пятый раз за год.