В последнее время Мелисса научилась получать от споров особое удовольствие. Черил не думала ни о чем, кроме Чарльза и приданого, и поддерживать застольную беседу приходилось Мелиссе. Каждый ее разговор с герцогом превращался в философский диспут или обмен колкими остротами — упоительное состязание в быстроте и глубине мысли. И однажды Мелисса заметила, что больше не боится герцога. Да, он был все таким же величественным, словно сошел с римской медали, так же цинично отзывался обо всем на свете, а порой Мелиссе казалось, что он нарочно старается ее задеть, — однако она больше его не боялась.

С каждым днем она все больше убеждалась, что герцог очень умен. Он глубоко знал жизнь и порой открывал Мелиссе глаза на то, о чем она прежде и не подозревала. Но, если речь заходила о жизненных принципах, противники сражались на равных.

Порой герцог знакомил ее с историей дворца и славными подвигами своих предков — и такие рассказы были для Мелиссы интереснее книг.

Мелисса узнала, что и сам герцог храбро сражался во время войны с Наполеоном и был награжден медалью «За отличную службу».

— Вы не скучаете по своему полку? — спросила она однажды после обеда, когда сэр Олдвик, как обычно, сидел в своем излюбленном кресле с высокой спинкой, отпивая из бокала красное вино.

— Порой я завидую Чарльзу, — ответил герцог. — Хотел бы я снова стать молодым, отправиться в Индию, подавлять мятежи и сражаться с дикарями на северо-западной границе!

— Все мужчины обожают войну, — вздохнула Мелисса, — а женщины ее ненавидят.

— Потому что женщины больше теряют, — вдруг вступила в разговор Черил. — Если Чарльза убьют, мне незачем будет жить. А если я умру, — добавила она со вздохом, — у него останется еще полк.

— На мой взгляд, Черил очень точно определила разницу между двумя полами, — заметила Мелисса, обращаясь к герцогу.

— Но Черил, как вы мне беспрестанно твердите, влюблена. А мы с вами, мисс Уэлдон, одиноки. Ради чего же нам жить?

— В своем одиночестве вы, ваша светлость, виноваты сами, — ответила Мелисса.

— Значит, мужчина в отличие от женщины не должен дожидаться стрелы Купидона? — насмешливо спросил герцог. Помолчав, он добавил: — Поверьте, мисс Уэлдон, я слишком стар, чтобы тешиться иллюзиями. Оставим игрушки детям.

— Вы искушаете судьбу! — лукаво улыбнулась Мелисса. — Купидоны здесь повсюду: в мраморе, в дереве, на холсте. Берегитесь, как бы кто-нибудь из них не прицелился вам прямо в сердце!

— Говорю вам, я для этого слишком стар, — повторил герцог.

— А я говорю вам, что время не властно над любовью, — возразила Мелисса. — Семнадцать или семьдесят — для Афродиты все равно.

— Я не очень понимаю, о чем вы спорите, — снова вмешалась Черил, — но Мелисса права: для любви не существует возраста. Помню, однажды, незадолго до смерти, мама сказала мне: «Черил, я люблю твоего отца сильнее, чем в семнадцать лет, когда мы с ним обвенчались». — «Как же так, мама? — спросила я. — Ты же говорила, что с ума сходила от любви!»

— «Еще как сходила! — ответила она. — Теперь наша любовь стала спокойнее — но при этом прочней и глубже».

— Вот вам и ответ, ваша светлость, — улыбнулась Мелисса.

— Что ж, — улыбнулся герцог, — чего искать в моем возрасте, как не спокойствия и прочности?

Мелисса поднялась из-за стола.

— Берегитесь, — воскликнула она с шутливой угрозой, — я уже слышу пение тетивы и свист пущенной стрелы!

Герцог повернулся к Черил.

— А теперь перейдем к суровой прозе, — сказал он. — Давай-ка посчитаем твой багаж и подумаем, сколько тебе понадобится экипажей.

На следующий день Мелисса и Черил вернулись немного раньше обычного. Они поднялись в спальню и начали распаковывать очередные покупки.

— Зачем тебе столько материи? — удивлялась Мелисса. — Ее хватит на пятьсот платьев!

— Чарльз говорит, что индийские женщины потрясающе шьют, — ответила Черил. — Представляешь, в жаркий день мы сидим на веранде: мы с Чарльзом разговариваем или читаем, а горничная шьет…

— Тогда найми полдюжины индусок и открой швейную мастерскую, — улыбнулась Мелисса. — На первые несколько лет материала хватит.

— А что? — воскликнула Черил. — «Модная лавка миссис Сондерс» — звучит неплохо. Представляешь, что будет с дядюшкой и прочими родственниками, когда они узнают об этом?

Мелисса рассмеялась и хотела ответить — но в этот миг раздался стук в дверь. Одна из горничных, помогавших девушкам разбирать вещи, пошла открывать.

— Мисс, — обратилась она к Мелиссе, — к вам слуга с каким-то поручением.

Мелисса вышла в свою спальню, недоумевая, что бы это могло быть. У дверей стоял слуга в богато отделанной ливрее.

— Мисс, вас хочет видеть джентльмен, — начал он. — Он особенно настаивает, чтобы встреча произошла наедине.

Девушка растерянно смотрела на лакея. «Кто бы это мог быть?» — подумала она. И вдруг ее поразила догадка: это Чарльз! И, должно быть, с дурными вестями, если он боится встречи с Черил.

Но что могло случиться? Может быть, в Индии началась или вот-вот начнется война, и военное министерство запретило офицерам брать с собой в опасный район семьи? Бедная Черил, что же с ней будет! Сколько слез и жалоб придется выслушать Мелиссе. А может быть… Но что толку в догадках?!

— Я иду с вами, — твердо сказала Мелисса.

Слуга провел ее в салон — тот самый, где Мелисса и Черил в первый раз встретились с грозным хозяином дома. Мелисса вошла, но, увидев человека, стоящего в дальнем углу у камина, ахнула и застыла на месте.

Это был не Чарльз, которого она ожидала увидеть. Вовсе не Чарльз. Это был Дэн Торп.

Мелисса медленно приблизилась к нему. Каждый шаг давался ей с величайшим усилием.

— Что, Мелисса, не ожидала меня увидеть? — спросил Дэн Торп.

Слова его звучали еще грубее и фамильярнее, чем тогда, на свадьбе. Внезапно Мелиссе вспомнился герцог: как непохожи были эти двое!

Дэн был одет дорого, но безвкусно. В шейном платке у него сверкала огромная бриллиантовая булавка. От него разило потом, и этот запах — вместе с багровой физиономией и поросячьими глазками — вызывал у Мелиссы тошноту. Дэн протянул к ней пухлую короткопалую руку — и Мелисса невольно отшатнулась. Ей показалось, что ожили ее давние детские страхи.

Мелисса присела в реверансе, словно не замечая протянутой руки, и спросила:

— Зачем вы приехали?

— Чтобы повидаться с тобой, зачем же еще! — отозвался Торп. — Ты уехала, не потрудившись оставить адрес, но я кое-что заподозрил, а слуги в Байрам-хаузе подтвердили мои подозрения.

— Вам не следовало сюда приезжать.

— Очень даже следовало, — ответил Торп. — Значит, так: с твоим отцом я договорился…