Цена по сравнению с московской оказалась прямо-таки грабительской, но делать было нечего, и Лев Иванович, забрав конфеты, пошел искать нужный ему дом.

Он оказался недалеко, и узнал его Гуров не столько по зеленой крыше, сколько по крикам детей. Поняв, что за этим шумом его стук в калитку никто не услышит, он ее просто толкнул и вошел во двор. А там творилось нечто невообразимое: гонялись друг за другом дети постарше, те, что поменьше, возились с котятами и щенками, а из-за дома доносился стук молотка, визг пилы и мужские голоса. Но там, где щенки, должна быть и их мамаша, так что Лев Иванович дальше проходить не стал – не хватало ему еще в рваных брюках потом щеголять – и остановился у калитки. Очень скоро его заметили, и из дома вышла, вытирая руки передником, пожилая женщина.

– Здравствуй, мил-человек, чего тебе?

– Мне Антипыч нужен – извините, что не знаю его полного имени, – объяснил Гуров.

– А! Антипыч, он и есть Антипыч, – махнула рукой она и крикнула одному из детей: – Деда позови! – а потом пригласила Гурова: – Проходи, садись. Сейчас он придет.

Лев Иванович неторопливо пошел к ней, и тут из большой будки высунулась собачья морда.

– Отдыхай уж! – махнула ей женщина и пожаловалась Гурову: – Замучили ее уже совсем щенки. Вот как мелюзга разъедется, так продавать будем – люди уже приходили, интересовались. А пока пусть внуки поиграются.

Появившийся из-за дома крепкий старик с интересом посмотрел на Гурова и сказал:

– Ну, говори, добрый молодец, чего тебе от меня надо.

– Я искал кого-нибудь из старожилов, и уборщица из магазина направила меня к вам, – сказал Лев Иванович.

– Если ты по поводу каких-нибудь старых песен или обрядов, так это не ко мне – я хоть и старый, да не древний. И времени на болтовню у меня нет, – отрезал старик и собрался было уйти обратно.

– Да нет, я по другому поводу, – остановил хозяина дома Гуров, доставая удостоверение.

Старик неторопливо подошел к нему, отстранив руку Льва Ивановича с удостоверением, внимательно прочитал, что там было написано, и покачал головой:

– Ишь ты! Из самой Москвы! Да еще и полковник! – сказал он наконец. – Ну, проходи в дом. Мать, собери нам чего-нибудь!

– Вот вам для внуков, – Гуров протянул женщине конфеты.

– А вот это лишнее! Баловство это! – сурово сказал Антипыч. – Небось у Ашотки брал? Втридорога? Мать, скажи Клавде, пусть пойдет и обратно вернет, – велел он жене, на что та только вздохнула. – А деньги вот Иванычу отдаст!

Гуров посмотрел на женщину и, когда встретился с ней взглядом, заговорщицки подмигнул, а она с хитрым видом покивала ему в ответ. Немного позже, когда они уже сидели за столом – кстати, без спиртного, потому что Антипыч и это считал баловством, если не по праздникам или после баньки, – старик спросил:

– Ну, Иваныч, чего же москвичу в нашем медвежьем углу понадобилось?

– Я ищу родственников Ларисы Петровны Васильевой, – объяснил Гуров. – По документам, она родилась здесь, но, как мне только что сказали, это не так.

– Натворила чего, что ее полиция ищет? – с подозрением спросил старик.

– Натворила! – со вздохом проговорил Гуров.

– Ну, эта может! – подтвердил Антипыч и позвал: – Мать! Иди к нам. Ежели я чего забуду про эту шалашовку, так ты добавишь.

– Отец! Я пироги ставлю, – ответила женщина. – Вот уж как в печь посажу, так и приду.

– Пироги ей важнее, – буркнул Антипыч. – Так, чего тебе про нее рассказать?

– Все, что знаете, – попросил Лев Иванович.

– Ну, слушай! – Антипыч откашлялся. – Только я издалека начну, а то не поймешь ты ничего. В общем, дело так было. Жила у нас тут в деревне Матрена Васильева. Баба хорошая, работящая, никто худого слова про нее сказать не мог. Вдовствовала она – муж, выпивши, с моста через речку нашу навернулся и утоп. Дочка у нее была – Верка. И не сказать, чтобы вертихвостка, серьезная вроде была, а вот приключилось с ней несчастье. Табор у нас тут неподалеку остановился, и начали цыгане по деревне шастать: кому погадают за молоко или яички, кому еще чего, а у кого-нибудь зазевавшегося и сопрут, что плохо лежит. Ну, это дело житейское, – махнул рукой он. – Поймают, побьют, украденное вернут, и всего делов-то. Хуже другое, что молодежь наша повадилась туда в гости ходить, возле костра посидеть да песни послушать. Вот Верка и доходилась! – вздохнул хозяин дома. – Сбежала она из деревни с цыганом каким-то. Ну, те сюда скандалить пришли, тут и выяснилось, что он тоже из табора сбежал. Матрена от стыда не знала, куда глаза девать – упустила ведь дочку. Позора – на всю деревню! И с тех пор ни слуху о ней ни духу! Мать, сколько лет о Верке никто ничего не знал? – громко спросил он, повернувшись туда, где готовила пироги супруга.

– Помню, что зима была, а вот декабрь 91-го или уже начало 92-го, точно не скажу, – донесся голос его жены. – Да ты и сам должен помнить – корова-то у нас тогда двойней отелилась!

– Значит, февраль 92-го это и был, – уверенно сказал старик. – Помнится, с автобуса они втроем сошли с кошелочками небольшими: Лариска и еще двое мальцов при ней, и начали дом Матрены искать. Дело шло к вечеру, Матрена на ферме была, так за ней побежали – всем же интересно, что случилось. Ну, пришла Матрена, а Лариска ей с ходу, что я, мол, ваша внучка. Матрена так и села! Вот тебе и привет от доченьки! Ну и спрашивает, на мальцов показывая: «А это кто? Тоже мои внуки?» А Лариска ей объяснила, что это дети их соседей, и сюда их всех отправили, потому что в городе им оставаться опасно, а вот как там все утихнет, так они обратно вернутся. Сути дела не помню, но что-то вроде того, что их всех из дома выселить насильно хотели, а они сопротивлялись. А чтобы дети не пострадали, их сюда и отправили.

– А где этот дом был? – поинтересовался Гуров.

– В Стародольске, – ответил старик. – Вон ведь, куда судьба ее непутевая Верку забросила. А время-то было лихое! Не знаю уж, как там в городе, а мы вот только своим огородом спасались. Поскандалила Матрена, поругалась, а ребятишек оставила, но с условием, что они ей по дому помогать будут. А тем куда деваться? Согласились! Только недели не прошло, как позвонили в сельсовет наш и просили Матрене передать, что дочь ее убита! – горестно сказал Антипыч. – Так Матрена дочку свою живой больше и не увидела!

– Ох, Матрена и голосила! – поддержала Антипыча жена, которая, видимо, посадив, как она выразилась, пироги, теперь пришла и присела к столу. – Хоть и непутевая, но дочь ведь! Мальцов она тогда на соседей оставила, а сама в Стародольск с Лариской – той-то тринадцать лет уже было, – поехала Верку хоронить. По-хорошему ее, конечно, нужно было сюда привезти, чтобы в родной земле лежала, да деньги-то откуда взять? Ну, вернулась она с барахлишком кое-каким, что Верка нажить успела, да на мальцов тоже привезла – оказалось, что родни у них нету, так не в детдом же отдавать. Оформила Матрена над ними опеку…