Днем ей в гостиницу позвонил Геббельс и предложил вместе с ним пойти к Гитлеру. Лени засомневалась, ей было непонятно, что чувствует по отношению к ней фюрер: почему он вроде бы ищет с ней встреч, но не переходит определенных границ. Ей казалось, что он желает ее, но что-то его останавливает. Впрочем, она сразу же согласилась пойти. Зачем упускать свой шанс лишний раз его увидеть?

Среди около десяти сидевших за столом в ресторане «Штернеккер» мужчин она оказалась единственной женщиной. Несмотря на ситуацию с выборами Гитлер не выглядел удрученным. Он приветствовал вошедшую Лени, поцеловал ей руку и продолжил свои пламенные речи, прерванные ее приходом. Расстроенные лица его соратников с каждым его словом заметно светлели. Он убедительно говорил о том, что вскоре они будут у власти. Лени удивленно смотрела на сидящих, недавно еще таких удрученных проигрышем, а теперь сияющих в надежде на победу, и снова изумлялась силе его гипнотической власти.

8 декабря 1932 года Лени, возвращаясь с концерта, услышала выкрики газетчиков: «Грегор Штрассер покидает Гитлера!», «Звезда Гитлера закатилась!». Обеспокоенная, она скупила все газеты и поехала в «Кайзерхоф», надеясь попасться на глаза Брюкнеру или Шаубу. Она не понимала, что происходит, но из заголовков было понятно, что Гитлер переживает сейчас тяжелые времена. Ей очень хотелось быть с фюрером в такой тяжелый момент, поддержать его, утешить, если нужно. Лени села в холле, и уже через несколько минут на нее наткнулся Брюкнер.

– Что вы здесь делаете?

– Это правда, что пишут? – спросила Лени, показывая стопку газет.

– Кампания в прессе. Не более, – отмахнулся адъютант.

– Узнайте, пожалуйста, захочет ли фюрер меня увидеть, – умоляюще спросила Лени.

– Хм, в такое время? Хорошо, сейчас узнаю.

Лени углубилась в чтение: 7 декабря рейхсканцлер Германии Курт фон Шлейхер предложил Штрассеру, давнему противнику Гитлера, занять пост вице-канцлера и госсекретаря Пруссии. Гитлер на эти посты прочил Геринга, поэтому пришел в ярость. Фюрер встретился в Кайзерхофе со Штрассером и обвинил его в попытке шантажа и расколе партии. Штрассер в ответ заявил, что он хочет сохранить партию, а Гитлер наносит ему удар в спину. 8 декабря оскорбленный Штрассер оставил свой пост и уехал отдыхать в Италию.

Теперь перед ней вырисовывалась картина того, о чем ей пытался втолковать Геббельс в купе поезда. В коридоре снова появилась долговязая фигура Брюкнера.

– Идемте, фюрер хочет Вас видеть.

Они поднялись по лестнице, устланной ковром, и оказались в салоне Гитлера. Адъютант вышел. Фюрер, выглядевший изможденным, нервно поприветствовал Лени и принялся ходить по комнате взад и вперед, чем он, видимо, и занимался до прихода Лени.

– Предатели! И это незадолго до победы! Мы боролись тринадцать лет, отдавали все и вот награда – предательство!

Он ходил из угла в угол и разговаривал сам с собой:

– Если партия развалится, я покончу с собой! Нет, я не могу так поступить! Пока рядом есть Гесс и Геринг – я не могу оставить их в беде!

Он все говорил и говорил, не замечая Лени, пока, наконец, его речь не стала более спокойной. Он вдруг метнул взгляд на Лени, подошел к ней, взял ее руку и промолвил:

– Благодарю вас, что пришли.

Лени молча улыбнулась и вышла из комнаты. Она была так взволнована, что стала свидетельницей такого момента в жизни Гитлера, и была рада, что хотя бы чем-то, как ей показалось, смогла ему помочь. Ей так хотелось хотя бы на минутку стать частью его жизни, почувствовать хотя бы на минутку такое же слепое обожание огромной толпы… Она знала, что его ждет большое будущее…

Перед Рождеством неожиданно из Голливуда приехал Штернберг. Лени обнаружила дома букет цветов с запиской: «Ду-Ду, я остановился в гостинице «Эден». Они не виделись три года.

Увидевшись, первым делом Лени рассказала Джо о том, что уже несколько раз встречалась с Гитлером.

– Гитлер – настоящий феномен, – сказал Штернберг. – Жаль, что я еврей, а он антисемит.

И он расхохотался.

Лени не терпелось показать Джо «Голубой свет», поэтому она радостно потащила его в Нойкельн, на копировальную фабрику Гайера, где хранилась пленка. Фильм ему очень понравился, и он несколько раз похвалил Лени. Она очень рада была его видеть. Они проболтали до поздней ночи – скоро он снова уезжал в Америку.

На следующее утро Лени начала паковать вещи – в Швейцарии вот-вот должны были начаться съемки «SOS! Айсберг». В дверь постоянно звонили, и Лени приходилось то и дело открывать посыльным – перед праздником ей приносили кучу подарков.

Снова раздался очередной звонок. Лени раздраженно оторвалась от чемоданов и пошла открывать дверь. На пороге стоял смущенный и улыбающийся Геббельс.

– О, простите, фройляйн Рифеншталь. Я только хотел пожелать вам хороших праздников и передать небольшой подарок.

Она молча впустила его и ждала, что же будет дальше. Он был ей не слишком приятен. Геббельс увидел чемоданы и удивленно спросил:

– Вы уезжаете?

– Да, как видите.

– Надолго?

– Да. Думаю, на несколько месяцев.

– Когда же вернетесь?

– Пока не знаю. Сначала покатаюсь на лыжах, а потом поеду на съемки. Не знаю…

– Можно я Вам позвоню? – не дожидаясь ее ответа, он продолжил. – Моя жена Магда, она сейчас очень больна. Мне так тяжело и одиноко. Я ее очень люблю.

Голос у него стал очень расстроенным. Лени сочувственно посмотрела на него и сказала:

– Вы сейчас должны быть с ней. Вы должны быть с ней каждую свободную минуту.

Геббельс, не меняя подавленного тона, продолжал настаивать:

– Куда же Вам можно позвонить?

– Я, право, не знаю. Я все время буду в горах. Понятия не имею, где я буду.

На этих словах лицо его вновь стало каменным, и он протянул ей два пакета:

– Мое поздравление с Рождеством.

Когда за ним закрылась дверь, Лени осторожно развернула подарки. В одном пакете лежал экземпляр первого издания гитлеровской «Майн кампф», переплетенный в красную кожу, с дарственной надписью Геббельса, а во втором – бронзовая медаль с рельефом его головы. Лени не знала, что и думать. Наверное, он просто расстроен болезнью жены.

Ей льстило, что они часто вместе ужинали или смотрели фильмы. Возможно, несмотря на свою увлеченность Гитлером, где-то в глубине души она хотела, чтобы Геббельс за ней приударил. До ее ушей часто долетали слухи о забавах партийной верхушки – не зря же вокруг всегда крутились молодые и готовые на все актрисы. Однако Геббельс до сих пор пока так и не проявлял к ней интереса как к женщине, ограничивая отношения рамками приличий. Скорее всего, его, как и многих мужчин, тянуло к мягким, уступчивым, немного романтичным девушкам. Лени ни одним из этих качеств не обладала.