Коннора и Рисы нигде нет. Они бросили его.

Лев понимает, что оставаться во дворе опасно. Если он не уйдет с теми, кто еще здесь, полицейские рано или поздно обратят на него внимание.

Он убегает, чувствуя себя абсолютно беспомощным. Подкидыш, оставленный на крыльце, и тот чувствует себя увереннее. Лев даже не знает, кого винить за то, что случилось с ним. Пастора Дэна, давшего ему волю? Самого себя за то, что предал своих единственных друзей, которые хотели спасти его? Может быть, Бога за то, что ниспослал на его долю такое тяжкое испытание? Ты можешь стать кем угодно, сказал пастор. Но сейчас Лев чувствует себя никем. Вот оно, чистое одиночество: Леви Колдер перестал существовать.

Антикварный магазин расположен в старой части города. На улице растут большие деревья. Прямо над дорогой их ветви причудливо сплетаются, уступая место крышам грузовиков. Мостовая засыпана желтыми и красными осенними листьями, но и на ветвях их еще немало, и над дорогой, как и летом, висит призрачный шатер.

Малышка сделалась совсем безутешной, рыдает без конца. Коннору ужасно хочется посетовать на непрекращающийся плач, но он вынужден держать жалобы при себе – ведь если бы не он, никакого ребенка с ними не было бы.

На улицах не много людей, но их достаточно. По большей части, это старшеклассники, болтающиеся по округе без особого дела и, вероятно, рассказывающие всем желающим жуткую историю сегодняшней террористической атаки Клапперов на школу.

– Я слышал, это анархисты.

– А я слышал, что сектанты.

– А мне говорили, что они делают это просто так, без особой цели.

Клапперы считаются такими опасными именно потому, что никто не знает, за что они, собственно, выступают.

– Это ты хорошо придумала, – говорит Коннор Рисе по пути к антикварному магазину. – Притвориться Клапперами. Я бы никогда не додумался до такого.

– Ну, ты же додумался вырубить того инспектора в лесу при помощи его же собственного пистолета.

Коннор ухмыляется.

– Я действую инстинктивно, а ты обдуманно. У нас получилась отличная команда.

– Да уж. Правда, без Льва мы не так эффективны.

Услышав имя мальчика, Коннор чувствует новый приступ гнева. Потирая руку, он понимает, что она еще не зажила в том месте, где в нее впился зубами Лев, но это сущие пустяки по сравнению с тем, что он сделал сегодня.

– Ладно, давай забудем его. С ним покончено. Мы сбежали, так что его слова не имеют значения. Теперь его отправят на разборку, как он и хотел, а значит, мы его больше не увидим.

И все-таки Коннор испытывает жалость. Он рискнул жизнью, чтобы спасти Льва, сделал, что мог, но успеха не добился. Если бы я обладал даром убеждения, думает мальчик, сказал бы ему что-то такое, что переубедило бы Льва. Впрочем, что бы я мог ему сказать? Лев знал, что его принесут в жертву, с самого рождения. Нельзя изменить последствия тринадцатилетней промывки мозгов за два дня. Антикварный магазин старый, деревянная входная дверь вся в белых чешуйках краски. Нажав на ручку, Коннор открывает дверь, и помещение оглашается мелодичным звоном колокольчиков. Аналоговая защита от непрошенных гостей.

Покупатель в магазине только один: мрачный пожилой джентльмен в твидовом пальто. Он смотрит на вошедших без особого интереса, но с легким раздражением, – вероятно, его беспокоит плач ребенка. Поэтому он уходит в дальний угол помещения, заставленного всевозможным старьем. В магазине можно найти предметы из всех эпох американской истории. На старинном кухонном столе с хромированными краями разложена целая экспозиция плееров iPod и других миниатюрных коробочек времен дедушки. На экране антикварного плазменного телевизора разворачивается действие какого-то допотопного фантастического фильма. Судя по всему, речь идет о техногенном будущем, которое так и не наступило: седовласые сумрачные гении и летающие машины остались фантастикой.

– Что вас интересует? – спрашивает выходящая из-за кассового аппарата пожилая женщина, скрюченная, как знак вопроса. В руках у нее палка, хотя не похоже, чтобы она в ней нуждалась.

Риса качает ребенка, безуспешно стараясь утихомирить его.

– Мы ищем Соню.

– Вы ее нашли. Что вам нужно?

– Нам нужна… ну… как бы это сказать… помощь, – объясняет Риса.

– Да, – подтверждает Коннор, – один человек сказал нам обратиться к вам.

Старушка смотрит на них с подозрением.

– Это как-то связано с сегодняшним происшествием в школе? Вы Клапперы?

– Вы считаете, мы похожи на Клапперов? – спрашивает Коннор.

Пожилая дама смотрит на него, недоверчиво прищурившись.

– А кто их знает, как они выглядят.

Коннор смотрит старушке прямо в глаза и щурится так же, как она. Сжав кулак, он изо всех сил ударяет им в стену, так сильно, что на костяшках пальцев появляются ссадины, а небольшая акварель с фруктами, висевшая на гвозде, падает. Коннор ловит ее на лету и кладет на стойку.

– Видите? – спрашивает он. – Моя кровь не взрывается. Если бы я был Клаппером, здесь все бы взлетело на воздух.

Пожилая дама негодующе смотрит на Коннора, но он, хоть и с трудом, выдерживает взгляд. Глаза у старушки усталые, но в глубине по-прежнему прячется неукротимая воля…

– Видишь горб? – спрашивает Соня. – Я его заработала, рискуя жизнью ради людей вроде тебя.

Коннор продолжает смотреть пожилой даме прямо в глаза.

– Что ж, значит, мы ошиблись адресом, – говорит он, бросая взгляд на Рису. – Пошли отсюда.

Он разворачивается, чтобы уйти, но в этот момент старушка ловко и больно охаживает его палкой по голеням.

– Не торопись, – говорит она. – Ханна звонила мне, так что я знала, что вы придете.

Риса, продолжая качать безутешную малышку, не выдерживает и испускает радостный вздох:

– А сразу вы нам об этом не могли сказать?

– Тогда мне было бы не так весело.

К этому моменту посетитель с кислой физиономией успел уже обойти весь торговый зал, перебирая и трогая представленные в нем предметы с видом человека, испытывающего отвращение ко всему, что есть в магазине, и вернулся к стойке.

– Во втором зале у меня имеются великолепные старинные игрушки, – говорит Соня, бросая на пожилого господина осторожный взгляд. – Прошу вас, пройдите туда, я скоро к вам присоединюсь и все покажу. И бога ради, – добавляет она уже шепотом, обращаясь к Рисе, – накорми этого несчастного ребенка!

Вход во второй зал скрывается за дверью, задрапированной чем-то вроде старинной душевой занавески. Если в первом зале еще как-то можно перемещаться, то во втором вещей столько, что пройти практически невозможно. Чего там только нет: сломанные рамы для картин, ржавые птичьи клетки и прочее барахло, не признанное хозяйкой пригодным для продажи. Мусор с помойки.