Я сказал, что заказ отличный.

– Значит, она хочет продать колье? – начал я, когда метрдотель ушел, щелкнув пальцами двум официантам, чтобы те обеспечили нам первоклассное обслуживание.

– Она пришла вчера... колыхаясь, как студень, – сказал Сидни. – Я знаком с бедняжкой не первый год, и она считает меня одним из ближайших друзей. Она призналась, что ей просто необходима большая сумма денег, только Генри ничего не должен узнать. Сначала я подумал, что она хочет просить взаймы и у меня прямо-таки голова пошла кругом от попыток придумать какую-нибудь отговорку, но она тут же все выложила. Она вынуждена продать колье, и Генри не должен – повторяю – не должен ничего знать сколько я дал бы ей.

– Опять проигралась?

– Она не сказала, но конечно... Полагаю, что она в долгах на многие тысячи. Я, понятно, как только почуял куда она клонит, сразу выпустил дымовую завесу. Я сказал, что дело должен вести ты. Ты мой специалист по бриллиантам и на твое молчание можно положиться. Я сказал, что ты в отъезде, но как только вернешься, я направляю тебя к ней. Бедняжка чуть не обмочилась. Она не может ждать и спросила, когда ты вернешься, так как дело очень, очень спешное. Я ответил, что постараюсь вызвать тебя к сегодняшнему вечеру. На этом мы и разошлись. Ну вот, ты и вернулся. Ты встретишься с ней утром, Ларри? Ты не представляешь, в каком она состоянии. Она маленькая глупышка и мне не хочется видеть, как она страдает. Ты ведь повидаешься с ней, да?

– Для этого я и приехал.

Принесли икру, и я начал намазывать тост маслом.

– Ты имеешь какое-нибудь представление, сколько она хочет?

– Насчет этого я и не заикнулся. Я не хотел портить тебе игру и не задавал никаких вопросов. Все в твоих руках, Ларри.

Я намазал на масло икру.

– Дело может оказаться не простым. Сидни. Ты, конечно, понимаешь, что колье придется разобрать? Нечего и думать продавать его в теперешнем виде. Опять поднимется шумиха и если Плессингтон увидит на фото какую-нибудь другую женщину с нашим колье, миссис П. придется плохо. Я кое-что надумал, пока летел. Мы сами могли бы чертовски неплохо заработать на этой сделке. Можно даже продать камни за два миллиона долларов, но сработать нужно очень аккуратно.

Сидни вытаращил глаза.

– Два миллиона?

– Вот как я себе это представляю: я встречаюсь с миссис П., объясняю, что если она хочет от нашего имени продать колье в его теперешнем виде, мы дадим ей миллион восемьсот тысяч – столько же, сколько и заплатила она сама. Из твоих слов ясно – а я укажу ей, что повторная продажа колье вызовет такой же интерес прессы, как и первая – что стоит ей понять это, как она перепугается и не позволит нам продать его в таком виде. Тогда я объясню ей, что если колье разобрать, стоимость его значительно понизится. Камни придется продавать по отдельности и мы не сможем предложить ей больше девятисот тысяч... половину первоначальной цены. Если она согласится, а она может согласиться – тогда ты платишь ей девятьсот тысяч и колье становится нашим. – Я поднял руку, видя, что он готов прервать меня. – Дай мне закончить. Ты должен спроектировать бриллиантовое ожерелье, в которое войдут все камни от колье, я закажу ожерелье Чану в Индии или на Ближнем Востоке и сбуду ему ожерелье за два миллиона. И тогда ты заработаешь миллион сто тысяч долларов, а это, по-моему, очень даже выгодная сделка.

Он откинулся на спинку кресла и некоторое время смотрел на меня.

– Но мы не можем так поступать! – воскликнул он с возмущенным видом. – Нельзя же наживаться такими методами на этой бедняжечке.

– Это бизнес, Сидни, – сказал я, накладывая себе еще икры. – Спроси Тома, можем ли мы так поступить.

Он всплеснул руками.

– У Тома не душа, а счетная машина и кассовый аппарат вместо сердца.

– Потому-то ты и ешь икру.

Несколько минут он задумчиво жевал.

– Ты действительно думаешь, что сможешь продать ожерелье за два миллиона?

– А почему бы и нет? – Я был уверен, что не смогу, но мне нужна была приманка для Сидни. – Даже Бартони могут купить его за такую сумму, но тебе придется спроектировать ожерелье, перед которым любое другое покажется дешевкой.

У него загорелись глаза. Такие задачи Сидни обожал.

– Я сумею, уверен! Какая замечательная идея, Ларри! Умница мы моя!

Я понял, что обработал его и начал успокаиваться. Мы молча выпили шампанского, потом я осторожно ступил на очень тонкий лед.

– Понадобится время. Сидни. Мне придется слетать в Гонконг. Чан проработает над ожерельем не меньше месяца. На его продажу уйдет три, а то и пять месяцев. Что станет тем временем с миссис П.?

Он изумленно уставился на меня. Эта мысль не приходила ему в голову.

– Я знал, что это слишком хорошо, чтобы поверить! Она не может ждать! По-моему, она не сможет ждать и недели!

Подошел официант и убрал тарелку. Мы сидели молча, пока не подали суфле из омара и официант удалился.

И тогда я бросил свою бомбу, не зная, взорвется она или нет.

– На мой взгляд, Сидни, если мы хотим, чтобы сделка состоялась, тебе придется одолжить ей деньги до продажи ожерелья.

Он широко раскрыл глаза.

– Девятьсот тысяч? – Его голос поднялся до писка.

– Ссудишь их ей под шесть процентов, а ожерелье в конце концов продашь за два миллиона, – сказал я. – Спроси Тома, бывают ли сделки выгодней.

– Но мне не по средствам одолжить ей такие деньги!

– Я не говорю, чтобы ты одалживал ей деньги. Одолжит фирма.

– Том никогда ни под каким видом никому не одолжит, даже самому Никсону.

– Ладно, тогда деньги дашь ты. Твой банк позволит тебе превысить кредит. Что ты потеряешь? Ожерелье будет твоим. Даже если я не смогу получить за него два миллиона – а я думаю, что смогу – свою цену мы всегда получим. Даже в этом случае ты удвоишь свои деньги. Да ну же, Сидни... такой шанс бывает раз в жизни!

В раздумье он отправил в рот вилку с суфле, и я заметил вдруг появшееся в его глазах выражение алчности.

– Тому не обязательно знать об этом, правда? – сказал он.

– Я имею в виду, если я вношу деньги – мои собственные личные деньги – тогда и те деньги, которые ты вернешь от продажи ожерелья тоже будут моими личными деньгами... не правда ли?

– Правильно... минус один процент моих комиссионных.

Он взглянул на меня, слегка прищурясь, и я понял, что он не подумал об уплате моих комиссионных.

– Да... один процент тебе, – было заметно, что он пытается произвести подсчет в уме.

– Ты дашь мне восемнадцать тысяч долларов, вычти еще девятьсот тысяч миссис П. и прибавь еще шесть процентов на твою ссуду, и у тебя останется приблизительно восемьсот восемьдесят тысяч чистой прибыли. – По-моему, совсем недурно.