* * *

Вернувшись в Лондон, я сразу пошла к Себастьяну – убедиться, что он насчет нас не передумал. Знаю, это нелепо. Если бы я услышала такое от Бекки, то протянула бы ей бутылку вина с шоколадкой и велела забыть о придурке. Но говорить всегда легче, чем делать. Легче, чем вести себя по-взрослому и знать, когда все кончено, особенно если для тебя ничего не кончилось. Мне было трудно поверить, что человек, который недавно пылал ко мне чувствами, вдруг обо всем забыл. Так не бывает. Разве любовь может взять и уйти? Разве, если докопаться до сути, она не всегда настоящая? Раньше я думала, что, когда влюблюсь, все будет именно так. А потом влюбилась и выяснила, что это полная чушь.

Найти квартиру Себастьяна оказалось несложно: достаточно было побродить по кампусу и поспрашивать. Все, похоже, знали про мой отъезд, но еще не слышали, что я провалила экзамены и отчислилась. А также – хотя наш разрыв не был секретом – никто понятия не имел, что я жду ребенка. Даже сам Себастьян. И это еще одна причина, по которой я не могла остаться дома. Я ведь злилась на маму ровно за то, что собиралась сделать сама. Меня ужасно бесит то, как она поступила, это было неправильно, но я понимаю ее выбор. После встречи с Себастьяном – особенно хорошо понимаю.

Я очень хотела, чтобы он меня обнял, однако удостоилась лишь недовольного взгляда.

– Чего тебе, Кэйтлин? – устало спросил он, закатив глаза.

– Не знаю. – Я пыталась не заплакать, но у меня ничего не вышло. Идиотские сопливые всхлипы через шесть секунд переросли в истеричные рыдания. – Хотела тебя увидеть. Я по тебе скучаю.

– Я этого не стою, – раздраженно ответил Себ.

– Можно войти? – умоляюще спросила я, будто девчонка. – Мне, кроме тебя, не с кем поговорить.

Себ с тоской оглянулся на комнату, откуда слышалось громыхание компьютерного шутера, и впустил меня в прихожую.

– Да нам вроде не о чем говорить, было и прошло, – процедил он, не глядя мне в глаза. – Прости за… сама знаешь. Пришло время обо всем забыть. Так ведь? Пусть каждый живет своей жизнью.

– Тебе что, совсем плевать? – Я по-дурацки всхлипнула и, сама не своя, схватила его за футболку – все надеялась, что сейчас он меня обнимет и покроет поцелуями лицо, измазанное в соплях. Ведь по-другому быть не может.

Помимо надежды, меня привела к нему еще одна причина: я пришла сказать, что не сделала аборт. На который ходила одна, потому что у Себа в университете был важный матч по регби. На это я, кстати, сказала ему: «Ничего, все в порядке», хотя следовало бы: «Какой же ты говнюк, Себастьян». Куда там! Я надеялась, что он, может быть – может быть! – передумает и захочет меня вернуть. Фу, самой противно. Будь я зрителем в шоу Джереми Кайла, я бы швырнула себе в голову туфлю.

Когда день пришел, я встала, приняла душ, оделась, взяла сумку, а потом… посмотрела на себя в зеркало и сказала: «Вот в этом платье ты будешь делать аборт». И тут же поняла, что не смогу через это пройти. Поразительно. Я верила, что у женщин есть право выбора, но мне никогда не приходило в голову, что сама я в такой ситуации выберу жизнь – хотя, если подумать, это очевидно: ведь мама меня выбрала. И вот я никуда не пошла, а свернулась калачиком на кровати, крепко зажмурилась и застыла, словно могла усилием воли остановить время и лежать так вечно с крошечной искрой жизни внутри; лежать и притворяться, будто я и не знаю вовсе, что мама смертельно больна, а у меня самой есть все шансы унаследовать от нее болезнь Альцгеймера и передать ее моему ребенку. Я изо всех сил старалась забыть об этом – достаточно того, что на меня уже навалилось. Передо мной стоял выбор, и его должна была сделать я сама, а не та, кем я однажды могу стать. Но как же это было непросто! Мне очень хотелось услышать еще от кого-то, что я поступаю правильно.

Все это я собиралась рассказать Себастьяну, надеясь, что он меня поймет и мы вместе дадим жизнь нашему ребенку. Однако его лицо говорило совсем о другом. Меньше всего на свете он хотел знать, что я все еще беременна. Может, и мама, глядя на моего отца, видела то же самое?

– Какая разница, плевать мне или нет? – сказал Себ, снова оглядываясь на комнату. – Кэт, какой смысл гонять все по кругу? Возьми себя в руки, наконец. Себе же хуже делаешь.

И этот его последний холодный взгляд… Он стоял и смотрел, как по моему лицу ручьем бегут слезы.

– Господи… – Себ покачал головой и на два дюйма прикрыл дверь. – Тебя слишком много, неужели не понимаешь? Ты сначала была ничего, но потом… сама все испортила. Жаль, что все так получилось, но моей вины здесь нет.

И он захлопнул дверь.

Я постояла еще немного, пока ветер не высушил слезы, и подумала: ладно, все, больше не потрачу на него ни секунды – хотя и знала, что потрачу, но надо же было с чего-то начать. А потом вернулась за барную стойку в стрип-клуб. Эту работу я подыскала еще в конце весеннего семестра и без труда получила снова, стоило боссу увидеть мою новую, слегка подросшую грудь. Он тот еще озабоченный, но я с ним справляюсь.

* * *

Я снова смотрю на часы. С минуты на минуту закончится смена, и я вернусь в квартиру к Бекки. Она весь вечер проторчит в спальне с бойфрендом, а я просижу в гостиной одна, размышляя о том, почему я не дома, почему ничего не сказала маме и почему вечно все порчу.

Шелестят бисерные занавески у входа. Я поднимаю глаза, ожидая увидеть неуклюжую Мэнди с накладными ресницами и в искусственной шубе – моя сменщица всегда появляется так эффектно, что даже стриптизерши на сцене оглядываются. Однако это не Мэнди. Это мама, а у нее за спиной – бабушка.

Я разворачиваюсь и быстро шагаю в офис за баром. Может, удастся от них как-нибудь спрятаться или забежать в грязный туалет для персонала и пролезть в окошко под потолком? Однако они не отстают и через несколько секунд находят меня, стоящую, как идиотка, в углу.

Бабушка оглядывает меня с ног до головы, видит логотип «Венеры» на слишком обтягивающей футболке и облегченно вздыхает.

– Что ж, по крайней мере, она тут не голая.

Меня распирает смех. Бабушка с мамой в одной упряжке пришли мне на выручку – будто ветеран из полиции, которой досталась в напарницы своенравная выскочка. У них тревожные и строгие лица, однако они вместе, и меня это радует.

Мама очень похожа на прежнюю себя. Смотрит так, будто все про меня знает. Я хочу ее обнять, но боюсь нарушить момент.

– Милое местечко, – говорит она, оглядываясь по сторонам. В офисе нет окон, только зарешеченная вытяжка, покрытая толстым слоем пыли. Пепельница на столе полна окурков – с запретом на курение в общественных местах тут не очень считаются.

– Простите, – беспокойно говорю я. – Знаю, нужно было сказать, что случилось и где я, и все остальное. Что я провалила экзамены и… забеременела от парня, который меня бросил и… даже не знает, что я решила сохранить ребенка.

Я говорю это с каким-то вызовом, словно имея в виду: «И что вы со всем этим будете делать?»