– Дурочка ты моя, – вздыхает мама. – Но и я хороша – нашла время раскрывать семейные тайны. Вот и подтолкнула тебя к краю, да? Прости меня, дорогая. Ну, иди ко мне…

Она протягивает руки, и я обнимаю ее без раздумий. Мне двадцать лет, скоро своего ребенка буду нянчить, а я по-прежнему жить не могу без маминых объятий.

– Не нужно ничего объяснять, – говорит мама. – Я прекрасно все понимаю: ты просто решила, что сейчас не самый подходящий момент, чтобы рассказывать впадающей в маразм матери о том, как ты залетела и осталась без перспектив.

Я улыбаюсь от такой прямолинейности, но ничего не говорю. Да и не нужно.

Бабушка по-прежнему стоит в дверях, поглядывая в коридор, будто ожидает налета.

– Кэйтлин, – говорит она. – Твое начальство – они из мафии? Армяне?

– Нет, он грек, кажется. Его мама держит таверну поблизости.

– Представляю, как тебе было трудно, – говорит мама, уткнувшись мне в волосы. – Не знать, что ждет впереди – ни меня, ни тебя, ни твоего ребенка. А потом выяснить, что отец даже не догадывается о твоем существовании. Еще бы ты не захотела сбежать…

– Не выгораживай меня. Я не имела права тебя бросать. Мне некуда было пойти, кроме как… сюда.

– Да. – Мама осматривается. – Довольно обидно, что ты сбежала из дома именно в эту дыру. Я о тебе беспокоилась, Кэйтлин. Ты поступила черство. Я понимала, каково тебе, но… каждый день думала, что могу потерять тебя навсегда. Знаю, из меня сейчас не самая лучшая мать, и все же прошу тебя, вернись домой. Позволь присматривать за тобой.

– Т-с-с! – шипит бабушка, прижавшись к стене. – Кто-то идет!

Я глотаю смешок.

– Что тебя развеселило? – спрашивает мама с улыбкой.

– Вы двое, – отвечаю я. – Будто из какого-то ветхого мультика про Скуби-Ду.

– О нет, – говорит мама. – Это не «Скуби-Ду». Для твоей бабушки это настоящая драма, «Неприкасаемые», а мы – коллективный Элиот Несс.

Как же мне ее не хватало!

– Помнишь, как ты в детстве любила сидеть у меня на коленях и читать книгу или смотреть кино? Мы всегда были вместе, правда? Я скучаю по тем временам, Кэйтлин. Возвращайся домой. Я, скорее всего, стану тебе обузой, а бабушка взамен любви будет пичкать тебя углеводами, но факт остается фактом: мы тебя любим.

– У меня скоро кончится смена, – подмигиваю я маме. – Если появится босс, вам несдобровать. Обует вас в цементные ботинки и отправит спать к рыбам. Через дорогу есть кафе. Подождите меня там. Я приду через пять минут.

Однако мама не двигается – стоит и глядит на меня.

– Ты была чудесная королева, – говорит она. – Будто для этого и родилась.

И тут появляется мой босс, Пит. Он с грохотом толкает бабушку на шкаф с документами – вовсе не из-за бандитских замашек, а потому что не заметил ее, не ожидал обнаружить у себя в кабинете старушку. Пит смотрит на маму, которая прижала руки к груди, сносно изображая слабую женщину, а затем переводит взгляд на меня.

– Что за херня? – говорит Пит. – Десант Армии спасения? Знаю я вас. Здесь никого не надо спасать, разве что от старых дев, которые не любят, когда другим весело.

– Неужели у меня такой набожный вид? – спрашивает мама. – Нет, правда, надо пересмотреть свой гардероб. Я явно теряю репутацию великой блудницы.

– Ты вообще кто такая? – Пит растерян и снова поворачивается ко мне. – А ты что здесь забыла? За баром никого, уже очередь выстроилась.

– Там всего два человека, – говорит мама. – И один из них спит.

– Да пошла ты! – срывается Пит, и я, разинув рот, наблюдаю, как мама расправляет плечи, хватает его за грудки и с грохотом припечатывает к шкафу, где секунду назад стояла бабушка. Пит ошеломлен. Я от удивления даже не смеюсь.

– Не говори так со мной, – приказывает мама. – Я забираю дочь, мы уходим. А ты, позор человечества, лучше заткнись, а не то выдеру у тебя последние волосы и в зад засуну.

Она отпускает его и выходит из кабинета. Я, взяв бабушку за руку, подхватываю с вешалки пальто с сумкой и спешу следом – через бар, мимо стриптизерши, вышибалы, девицы в дверях – наружу, в промозглый пасмурный день.

Мама стоит на улице, подняв лицо к дождю. Она смеется, воздев к небу руки, и ловит дождинки пальцами.

– Мама! – Я со смехом обнимаю ее. – «Волосы в зад засуну»… Ну ты и выдала!

– Зато сработало. Я ведь его напугала? – Мама нам улыбается, и меня накрывает волна облегчения – будто мое сердце только сейчас начало биться. Все это время у меня была семья. Какая же я глупая!..

– Так ты вернешься домой? – спрашивает мама, прижавшись ко мне сырой холодной щекой.

– Ты на меня не сердишься?

– А ты на меня?

– Разве я могу?

– Не можешь? Потому что я больна?

– Я теперь поняла, почему ты так поступила. И решила, что поступлю иначе. Может, не сейчас, потому что я до сих пор не знаю, чего хочу: расцеловать его или забить каким-нибудь тупым предметом. Но я пройду эту стадию, а потом расскажу ему о ребенке. А дальше будь что будет.

– Прости, – снова говорит мама.

– Мам, а отец был большой придурок?

Она смеется и берет меня за руку.

– Нет, милая, просто очень молодой и вполовину не такой умный, как я.

– Мне он никогда не нравился, – вставляет бабушка. – Мы встречались всего однажды, и он принес мне коробку конфет, хотя я была на диете.

– Возвращайся домой, Кэйтлин, – повторяет мама. – И ты, малыш, возвращайся, – добавляет она, нежно положив руку на мой живот. – Вместе мы что-нибудь придумаем. Как в старые добрые времена, когда ты слушала сказки у меня на коленях.

Мы идем в обнимку к автобусной остановке, и я понимаю, что давно не чувствовала себя так уверенно.

– Какую книжку тебе почитать? – спрашивает мама. – Может, про Пеппи Длинныйчулок? Ты ее всегда любила больше других.

Потом она спрашивает, не хочу ли я горячего шоколада – но только сегодня и только если почищу зубы. В ее глазах мне снова десять лет, и пусть. Теперь я в безопасности.

Это ультразвуковой снимок Эстер в материнской утробе. Ей примерно шесть недель. Клэр дала его мне в тот день, когда рассказала, что у нас будет ребенок. С тех пор я всегда храню его в бумажнике.

Мы недолго встречались до того, как Клэр забеременела, – меньше года. Но я к тому времени уже знал, что люблю ее так сильно, как и не думал кого-нибудь полюбить. Хотя она в это не верила. Все еще думала, что у нас слишком большая разница в возрасте и что намерения у меня несерьезные. Что бы я ни говорил, что бы ни делал – все напрасно. Наверное, поэтому она так боялась рассказать мне об Эстер.