Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А сколько дашь? — быстро спросила она.
— Не бойся, тебе хватит, — сказала Кошка, многозначительно тряхнув рюкзаком.
— Я согласна, — торопливо произнесла Регина, оценив, видимо, добротное снаряжение Кошки и сообразив, что скупиться та не будет. — Только ты бы для начала купила пожрать чего-нибудь, а то я от голода прям помираю. Ну, и бражки нам по кружечке, мы бы все между собой и перетерли.
— А тебе разве можно брагу, если ты грудью кормишь? — усомнилась Кошка.
— Чуть-чуть можно, — захихикала та. — Наоборот, полезно, чтоб молоко не пропало.
Кошка, не решившись пока оставить ей Павлика, с младенцем на руках отправилась к лоткам, где торговали едой, и купила несколько порций шашлыка и бутылку мутноватой браги — для старухи и для Регины. Себе взяла грибного чая. Тащить еду помогла старуха, увязавшаяся за ней.
Регина уже сидела на пороге, ожидая их возвращения.
— Давайте прямо тут посидим, что ли? — сказала она. — Только не орите, чтоб моего не разбудить.
— А можно я посмотрю на него? — спросила Кошка.
Регина заколебалась, но потом все же отдернула полог палатки и прошептала:
— Только не разбуди.
Кошка сунула голову внутрь и едва не задохнулась от запаха. В полутьме она еле разглядела крохотного спеленутого ребенка, спавшего на каком-то тряпье. Если Павлик был почти лысый, то у этого голову покрывали светлые волосики. Выражение его крошечного лица даже во сне показалось Кошке недовольным. Она повернулась к Регине и сказала:
— Ты бы хоть тряпки эти меняла иногда.
— Ноги у меня болят, — захныкала та, — никак после родов оправиться не могу. Да и сил никаких нет, а есть нечего, вот и…
Она успела уже выпить почти всю брагу и жадно впилась зубами в мясо.
— Долго тебя не будет-то? — спросила она Кошку, с набитым ртом.
— Ну, может, несколько дней, — неопределенно ответила та. — Или неделю. Да ты не бойся, я заплачу вперед. Тебе сколько нужно?
Видно было, что Регина мучительно сомневается — как бы не прогадать. Слишком много запросить — так незнакомка и отказаться может. С другой стороны, ей явно хотелось как следует использовать неожиданно подвернувшуюся возможность.
— Тридцать в день, — наконец, произнесла она, — и давай сразу дней на десять вперед.
— Куда тебе столько?! — возмутилась Кошка.
— Так мне ж еще придется нянчиться с ним. Пеленки ему менять.
— Ты своему-то не меняешь, — буркнула Кошка недовольно. — С чего я тебе должна верить, что о чужом позаботишься?
— Так за своего мне и не платит никто! — захихикала Регина. — Шутка. Давай хоть по двадцать пять, не жмотничай.
— Мне их тоже никто не дарит! — разозлилась Кошка. — Десять патронов в день — и это еще много. Сейчас дам тебе… пятьдесят штук. Это за семь дней — она для верности показала на пальцах. — Остальные двадцать получишь, когда вернусь.
Кошка понимала — тут не то, что на семь и на два-то дня вперед ничего предсказать невозможно. Но выбора у нее не было: надо было срочно пристроить ребенка, а самой скрыться, пока шум не уляжется, хотя бы на первое время.
— Черт с тобой, согласна! — торопливо сказала Регина, не желавшая упускать выгодный случай подзаработать без особых хлопот. — Кажется, он спокойный у тебя, — сказала она, разглядывая Павлика, который, казалось, задремал. Тот беспокойно закрутил головой, почуяв, видно, запах молока.
— Покорми его, — велела Кошка и расстегнула рюкзак Седого. Кроме патронов, в нем оказались и другие вещи, служившие универсальной валютой: пластинки антибиотиков несколько батареек и даже чек, который можно обналичить на Ганзе — там недавно устроили банк для тех, кто не хотел таскать лишнюю тяжесть или боялся ограбления. Хотя Регина вряд ли знает, что это такое, и наверняка заупрямится. С другой стороны, патроны могли очень пригодиться в дальнейшем по прямому назначению, но как тут угадаешь? В итоге Кошка все же предпочла отсчитать нужное количество патронов, утешая себя тем, что хоть ноша станет полегче. Пересыпав плату в карман, Регина взяла Павлика на руки и скрылась в палатке. Через некоторое время она выбралась, объявив, что младенец наелся и уснул.
— Теперь-то можно посидеть спокойно, — облегченно закончила она. — Может, принесешь еще бражки?
Кошка промолчала, и тогда Регина повернулась к старухе:
— Сходи, принеси. И себе возьми — угощаю. Обмыть надо сделку. Сгоняй в «Три потрона» — там, конечно, тошниловка, но брага у них очень даже ничего, — и тут же всыпала в морщинистую ладонь несколько патронов из тех, что дала ей Кошка. Та нахмурилась. Ей все это не нравилось и все меньше хотелось оставлять ребенка с этими пьяницами.
— Ну, чего ты так смотришь? — обиделась Регина. — Знаешь, какая жизнь у меня была? Одни страдания! Что ж тут удивительного, что я иногда выпью кружечку-другую? Еще недавно у меня был парень… какая любовь у нас была! Он ноги мне целовал. Как он был красив, мой Эдик… а толку-то? Не приведи Господь тебе увидеть, как твоего любимого на твоих глазах какой-то жуткий монстр перекусывает пополам! Этот ужасный хруст… до конца дней буду его помнить!
Вернувшаяся старуха слушала ее невозмутимо. Выхватив у нее кружку, Регина сделала большой глоток. Лицо ее приняло умиротворенное выражение.
— Ну, вот и полегчало…
Она заглянула в палатку и торжественно объявила, что милые детки спят, как два ангелочка.
— Что делать, в жизни так много горя… Ах, бедный мой Алик! Хрусть — и пополам! Мой крошка стал сиротой еще до рождения…
Кошка отметила, что перед этим Регина называла любимого Эдиком. Впрочем, скорее всего, не было не Эдика, ни Алика, да и никто никого пополам не перекусывал. Похоже, Регина в прошлом торговала собой, как девчонки на Новокузнецкой, младенца родила случайно, по недосмотру, а от кого — наверняка и сама не знает. Кошка подумала, что если б не отчаянное положение, то нипочем бы не оставила бедного Павлика у этой шалашовки, и дала себе слово забрать его при первой же возможности, как только все уляжется. Она бы забрала его прямо сейчас, но боялась, что несчастный малыш умрет с голоду, пока она будет искать ему более подходящую кормилицу.
— Я могу и задержаться, — сказала Кошка. — Но ты не волнуйся, я все равно в конце концов вернусь и заплачу тебе все, как уговорено.
— Как тебя зовут? — спросила Регина, и этот вопрос поставил Кошку в тупик.
— Яна, — не подумав, брякнула она.
— Красивое имя, — сказала Регина. — Да и сама ты уж больно красивая, мать. Ты б хоть сажу с морды стерла, а то я сперва тебя чуть не испугалась. Теперь-то вижу — ты, вроде, не кусаешься…
Кошка ахнула, выудила из рюкзака маленькое треснувшее зеркальце и принялась вытирать лицо. Она совсем забыла про свою «боевую раскраску», которая теперь размазалась у нее по щекам. То-то ей показалось, что окружающие смотрят на нее с подозрением. Она выделялась своим видом даже на фоне здешнего сброда.