юмора. Лалку я помню таким, знаете, пухляшом со скобками на зубах и густой айзерской монобровью. Сейчас ни лишнего веса, ни лишней растительности на ее теле нет. Ее абсолютно гладкие ноги я имею возможность лицезреть каждый божий день. Да и между ними она, помнится, изумительно гладкая.

Боги, зачем я об этом вспомнил?

– Ты куда?

– В душ.

Ладно. Смыть песок и грязь с растертых ног ей явно не помешает. Так можно и столбняк какой-нибудь схлопотать. Вода шумит долго. Хочется выпить, но я сейчас горяч и без горячительных. Да и опыт прошлых отношений подсказывает, что если все у тебя херово, не стоит искать спасения в допинге. Потом только хуже будет. Но это я сейчас такой умный. А в двадцать четыре… Господи, кажется, я перепробовал все способы саморазрушения. Хотел бы сказать, что всему виной была Марина, но нет. Это со мной изначально что-то было неладно, раз я полюбил настолько эксклюзивную дрянь. Догадывался ведь, что она при первой же возможности продаст себя подороже. Маринка, стерва, это, даже будучи в отношениях со мной, никогда не скрывала. А я, дурак, думал, вот разбогатею, заткну рот ее жадности, потешу комплексы, отлюблю, отогрею, и никуда она от меня не денется. Ну и лез, куда только можно, чтобы подзаработать. Не всегда даже в легал. Работал сутками, приеду домой (мы однушку снимали), а ее нет. А она в загуле. А она в коматозе. Сколько раз я ее пьяную отлавливал по всяким гадюшникам? Обдалбанную. Сколько скандалов было? Драк. Сколько раз я уходил, не вывозя этого дерьма? Сколько раз она возвращалась и обещала, что теперь будет по-другому? И как отчаянно в вечной любви клялась…

Не знаю, каким чудом мне удалось подсобрать деньжат на открытие своего первого бара. Маринка летала как на крыльях, возомнив себя хозяйкой. Что ты… Днем мы в четыре руки с ней красили стены, имитируя дорогостоящий ремонт, а ночами трахались до отключки. Казалось, жизнь наладилась. А потом я узнал, что Маришу трахает еще и мой партнер, с которым они меня благополучно и кинули. Ну и понеслось. Мой самолет вошел в крутое пике. Я все проебал. Вообще все, что было… Еще и с невыплаченным кредитом под бизнес остался. Полгода после ничего не помню. Потом как-то исхитрился, оттолкнулся от дна и вот, посмотрите, выплыл. С виду как новенький. Мертвый внутри.

Встряхиваюсь, отгоняя безрадостные воспоминания. Шум в ванной давно уже стих. Толкаю дверь. Лала вздрагивает, стоя у зеркала. Крем она наносила, что ли? Крем вообще нужен, когда тебе восемнадцать?

– Что ты так долго? Ногу ведь нужно обработать.

– Я сама справлюсь. Но за предложение спасибо.

– Это не предложение! Сядь, я посмотрю.

Садится. Спасибо теще с тестем за этот, блин, условный рефлекс. Лала может сколько угодно хорохориться, но вот такая она – настоящая. Послушная и ведомая… Эти качества в ней меня буквально размазывают. Беру одну маленькую ножку. Разглядываю узкую ступню. Касаюсь пальчиков с нежным педикюром. На косточке ранка. И где ремешок тер на щиколотке. Вот тебе и дизайнерская обувь, блин. Хочется, как в детстве, поцеловать, чтоб не болело. Трясет, так хочется.

Вскидываю взгляд и понимаю, что моя жена явно не придет в восторг, если я поддамся своим желаниям. Я ее видел всякой, но никогда – такой отстранённой. Между нами будто бетонная стена образовалась. Нет, я и раньше знал, что у кавказских женщин есть какой-то барьер, за который заходить позволено только самым близким, но лишь теперь понял, что в нашем с Лалой случае я тоже, оказывается, имел туда доступ. А теперь… теперь меня выдворили за пределы, сунув в руки охранный орден.

Мозги кипят. Руки делают свою работу – засыпают ранки банеоцином. Ранки проще залечить, чем уязвленное женское самолюбие. Особенно когда эта женщина настолько отстранена, да. Что с этим делать? Не трогать и дать отболеть? Или же сломить девочку под себя. Чтобы ей всякая дурь больше не лезла в голову. А мне рядом с ней дурь в голову не полезет точно. Мне одной ее за глаза хватит.

Спешу? Вероятно. Но ничего не могу с собой поделать. Не готов я, как оказалось, отойти на обочину ее жизни. Мне и раньше этой девочки мало было. А теперь – совсем капец. Я загнусь, если она не перестанет меня морозить своим равнодушием. Мне нужно зафиксироваться рядом с ней. Хоть как-то. Надо. И все.

– Не было бы у меня ничего с этой блядью, – шепчу я, двигаясь вверх от ее тонких щиколоток по ногам, к запаху на халате.

– Мне все равно.

– Так все равно, что ты чуть глаза мне не выцарапала? Ну да.

– Назар, ты не в себе? – бьет меня по рукам.

– Влюбилась? Так и признайся.

Чушь? Да! Но мне надо раскачать ее, вывести на эмоции.

– Я? Влюбилась? В тебя? По-моему, лечить из нас двоих нужно не меня.

Это нормально вообще – кайфовать от того, что тебя бортуют? О, да… Чтоб заслужить эту девочку, надо постараться. Это тебе не шлюхи, не охотницы за женихом побогаче. Такие на тебя обращают внимание лишь после тщательной проверки качества «упаковки». «Какие, говоришь, обороты у бизнеса?» – стандартный вопрос от барышни поумней. «Вау! Это твой Кадиллак?» – от девицы попроще. А дальше ступор, и, как в мультике, в глазах прокручивается знак доллара. Звенит, открываясь, касса. Бум! Оплачено.

– Влюбилась-влюбилась… Весь день сегодня напрашивалась.

– Н-на что? – глаза Лалы широко распахиваются.

– Предъявы мне кидала всякие. Что я ничего не делаю. Это вместо того, чтобы поблагодарить меня за доброту и терпение.

Как я и думал, мои нахальные заявления вводят Лалу в конкретный ступор. Я без всякого сопротивления прижимаюсь губами к ее округлой коленке. Веду носом выше… Распахивая сильней полы халата.

– Н-немедленно прекрати. Тебе ничего не обломится.

– Ладно, – соглашаюсь легко. – Так уж и быть. Пусть будет все для тебя.

– Мне от тебя ничего не надо!

– Ла-ла-ла, – парирую я, закатив глаза.

– Это будет насилием!

– Это? – поднимаю ее ножку, целую ранку, как хотел, и всасываю в рот большой палец. – Или, может, это… – опять веду носом вверх по икре, вдыхая невозможно будоражащий аромат. Почему я сразу так не сделал? Ну, не понравилось бы ей, что б я