Вот, о чем я говорю. Он всегда оставляет за собой последнее слово. Никогда не встречала настолько самодовольного мужика. Влюбилась, говорит… Качаю головой. Если бы. Это очень облегчило бы жизнь. Но, к сожалению, я по-прежнему люблю Антона. И даже кончив от рук Назара, я первым делом, после того как пришла в себя, ужаснулась. Разве это не было предательством моих чувств к Дубине? Конечно, я понимаю, какими наивными могут показаться мои представления. И что не имею я больше права на свою глупую любовь… Но если бы можно было разлюбить по желанию, мы бы жили в совершенно другом мире, не так ли?

Я же как могу стараюсь. Гоню от себя прочь мысли об Антоне, но ничего не выходит. И каждый наш разговор, каждый его взгляд я прокручиваю в голове на каком-то бесконечном изматывающем репите. Он моя первая и пока единственная любовь. О, сколько слез я пролила, понимая, что не бывать нам вместе! О, сколько глупостей я наделала, чтобы дать нам хоть крохотный шанс.

Теперь же я в полнейшей растерянности и не знаю, что думать. То ли это мой путь к нему такой ухабистый да извилистый, то ли нет к нему пути вовсе. Мудрецы говорят, если понял, в чем урок, отпусти учителя. Моя проблема в том, что я никак этот самый урок не усвою.

Возможно, мне показывают, что мне не стоит биться лбом в закрытые двери.

Но возможно, Вселенная сигнализирует и об обратном. Дескать, поищешь – найдешь, захочешь – добьешься.

А я ничего не знаю. А я ничего не хочу. Какая-то жуткая апатия. И даже злость на себя. Нет, ну как я могла опять кончить с Назаром? Означает ли это, что я распущенная? Или это нормально – желать одного, а любить другого? Не то чтобы я прям так уж сильно желала Звягинцева, в определенные моменты… не знаю, он как будто меня включает.

– Кролики думали, что они любят друг друга, а на самом деле их разводили, – бурчу под нос подсмотренный в сетях мем. Назар, услышав меня, усмехается, не прекращая жевать. Ест он изумительно красиво. Жадно, но так… манерно.

Чувствую себя непривычно слабой. Сомнения и непонимание пробивают огромную брешь в груди. Я слишком уязвима, чтобы продолжать разговор. Назар наседает, нащупав мое слабое место, а мне хочется отгородиться от его внимания хотя бы своим молчанием.

– Когда мы выезжаем в аэропорт?

– Доешь, и поедем. Только сначала заскочим в офис. Буквально на пару минут.

Мне не хотелось бы делать крюк, но раз надо… Отодвигаю с сожалением тарелку. Жаль. Столько продуктов в мусор!

– Распоряжусь насчет багажа, – встает Звягинцев.

По городу едем без навигатора, что наводит меня на определенные мысли.

– Ты здесь часто бываешь?

– Да. Это очень удачное направление для развития бизнеса. К счастью, я понял это раньше многих других.

– Я учусь. И не смогу тебя сопровождать. Это ничего?

– Разрулим. Я не буду жертвовать твоими интересами ради своих.

– Тем более что это здорово развяжет тебе руки.

– О чем ты? А… опять о девках. Да ты не ревнуй, вот ведь далось тебе это! – с удовольствием цокает языком. – Я ж старенький, помнишь? Куда мне любовницу? Тут, лялька, хоть бы с тобой справиться, учитывая твой юношеский пыл.

Опять он за свое! Впрочем, я тоже хороша. Надо было смолчать.

– Я смешу тебя?

– Нет. Восхищаешь. Кто бы мог подумать, какое сокровище мне достанется… – отрывает ладонь от руля, чтобы коснуться моей щеки и чуть придавить губы пальцами. Во рту моментально становится суше. Перед глазами, как наяву, картинка – я приоткрываю губы и впускаю его палец в рот. Низ живота сводит. Я отшатываюсь, плотно сжав бедра, между которыми ноет.

– П-перестань.

– Я еще даже не начал, Лала. Но ты – моя, не забывай. Что захочу, то с тобой и сделаю.

– М-м-м. Перевести можешь? А то я на языке домашнего насилия не понимаю.

Назар откидывает голову и громко-громко смеется. И мои губы, несмотря ни на что, тоже дрожат. Очень уж заразительно это у него выходит. Да и такая напористость с его стороны, если честно, в глубине души отзывается. Это такой наркотик – знать, что ты желанна.

– Приехали. Подождешь в приемной, ага? У меня буквально на пять минут дел.

– Это офис твоей фирмы?

– Нет. Это офис моих партнеров. Мне нет смысла содержать отдельный штат. Побудь здесь.

Открывающееся моему взору пространство впечатляет и размерами, и убранством. В приемной расположено несколько шикарных письменных столов, за которыми сидят сотрудники, богатый диван для посетителей в центре, кресла. Из окна, естественно, открывается шикарный вид на город, а на стенах висят картины, все сплошь оригиналы. Партнеры Звягинцева – серьезные люди даже по дубайским меркам. Впрочем, это меня не удивляет. Назар тоже не лыком шит. Он один из самых успешных и эффективных рестораторов у нас на родине.

Застываю у одной из картин. Босх? Серьезно? Маму бы сюда. Она искусствовед по образованию, ей бы понравилось. Стою, рассматриваю рисунок. То отхожу, то подхожу ближе. Вы пробовали рассматривать работы Босха? На это может уйти вся жизнь, и все равно в конце вы найдете что-то такое, что ускользало от вашего внимания раньше.

Отхожу снова, и едва не натыкаюсь на пожилого араба, вставшего позади меня.

– Извините, – опускаю взгляд в пол. – Картина так прекрасна. Я не заметила, что уже не одна. – Поскольку мужчина продолжает молчать, я считаю нужным объяснить, как здесь очутилась.

– Ах, вот что.

– Мне нельзя здесь находиться? – обеспокоенно тереблю юбку.

– Нет-нет. Простите мою реакцию. Спишем ее на мое глубочайшее удивление. Не знал, что Назар женат. Да еще и на мусульманке. – Кажется, мы оба чувствуем неловкость. У арабских мужчин не принято вот так заводить разговор. Ситуацию спасает только то, что это очень… очень пожилой мужчина. Может, я, конечно, глупа, но лично мне кажется, что в настолько почтенном возрасте граница между полами стирается. – Ваш арабский весьма хорош.

Я удивляюсь, потому что говорить чужой женщине комплименты тоже не принято. Обычно их озвучивают тому мужчине, на попечении которого эта самая женщина находится. А раз так, значит, дедушка не сильно загоняется по