Анжела не смогла удержаться от крика, увидев в нескольких сантиметрах от себя чужое лицо.

Крик Анжелы почти сразу же был заглушён грохотом упавшего стеллажа. Деревянный пол задрожал, огромное брезентовое полотнище заколыхалось сверху донизу, и на спортзал обрушилась настоящая пыльная буря. Все присутствующие закрыли лицо руками, ожидая, пока пыль уляжется.

Это продолжалось недолго — примерно столько же времени занял бы небольшой камнепад в горах. Затем в наступившей тишине послышался жалобный стон и почти сразу же — торопливый шум шагов, внезапно стихший после громкого раскатистого окрика. Наконец брезентовый занавес резко распахнулся от резкого движения руки комиссара Бьорна.

Пригнувшись и на всякий случай закрыв голову руками, Бьорн переступил через рухнувший стеллаж и оглянулся в поисках пострадавших.

Анжела лежала на полу, засыпанная пластмассовыми обломками, скорчившись и прижимая к животу фотоаппарат. Оглушенная и растерянная, с рассеченным лбом, она без малейшего сопротивления позволила Альберу и одной из норвежских распорядительниц оказать ей первую помощь. Мажоретки, явно перепуганные, наперебой спрашивали ее о самочувствии.

Все еще не в силах произнести ни слова от сильного шока, она поняла, что ее собираются отвести в автобус, но слегка напряглась, услышав, что комиссар Бьорн вызвался отвезти Анжелу в отель, заявив, что ей нужно «немного отдохнуть».

Отворилась спасительная входная дверь. Ледяной воздух окончательно привел Анжелу в себя. Мельком взглянув на Имира, возящегося под капотом автобуса, Бьорн распахнул перед Анжелой дверцу своего «мерседеса».

Когда они отъехали, Имир вернулся в спортзал. Мажоретки собирали свои вещи со стеллажей. Услышав его вопрос, они стали отвечать, перебивая и ревниво отталкивая друг друга. На всех языках ему объяснили, что бедняжка фотограф совсем расклеилась, что неудивительно после всего с ней случившегося.

— Вы имеете в виду арест? — спросил Имир.

— О, нет, — ответила Жозетта. — Мама мне говорила: ей будет очень тяжело оказаться среди десятков мажореток. После несчастного случая с ее сестрой Анжела стала… странная.

— С сестрой? — переспросил Имир.

— Да. У нее была сестра… близняшка.

Несколько французских девушек расслышали слова Жозетты и подвинулись ближе. В руках Жозетты появилась старая газетная вырезка, сложенная вчетверо.

Бьорн с некоторым беспокойством взглянул на свою пассажирку, сидевшую на соседнем сиденье и пристегнутую ремнем безопасности. Одной рукой Анжела вцепилась в подлокотник, другой прижимала компресс к кровоточащей ранке на лбу.

— Извини, если я тебя напугал…

— Напугать меня сильнее уже невозможно.

— Тебе не холодно? Включить обогрев?

— И так сойдет…

— У тебя зуб на зуб не попадает.

Так оно и было. Бьорн протянул руку к приборной панели и передвинул рычажок обогревателя к красной отметке. В салоне машины стало теплее. Через некоторое время Анжела почувствовала себя лучше.

— Видишь, ты понемногу привыкаешь к холоду.

— Вы очень любезны, комиссар, но я никогда не привыкну к холоду. Впрочем, не думаю, что я надолго задержусь в вашей стране…

Не поворачивая головы, Бьорн спокойно проговорил:

— Но, к несчастью, в связи с тем, что недавно произошло, твоя газета требует, чтобы ты задержалась.

— Что?.. То есть… Вы уже знаете, что мне поручено?..

— Знаю. Нет проблем. Я не возражаю, чтобы ты делала свою работу.

— А другие?

— Скоро прибудет мой начальник, Крагсет, и отдаст все распоряжения начет расследования…

— Кстати, как оно?

— Движется, движется…

Глядя на заснеженные пространства по обе стороны дороги, Анжела машинально пробормотала:

— В темноте, в темноте…

— Что?

— Нет, ничего…

Ее взгляд упал на приборную доску. Надо же, Три часа дня, а температура — минус восемь! Анжела стиснула зубы: их постукивание в паузах между репликами звучало почти комично.

— Этот водитель автобуса, он же переводчик… вы его знаете? — нерешительно спросила Анжела.

Бьорн искоса на нее взглянул:

— Меньше, чем ты.

— Я вам еще пригожусь, комиссар. Я не глупее Йохансена. К тому же так получилось, что я в самой гуще событий.

Анжела с трудом узнавала дорогу к отелю. Все встречные автомобили ехали так же медленно, как «мерседес» Бьорна. Сорок пять километров в час. Бьорн перехватил ее взгляд, устремленный на спидометр.

— Мы более осторожны, чем вы, французы. У нас в городах разрешенная скорость тридцать — пятьдесят километров, за городом — семьдесят — восемьдесят. Туристов это раздражает. У нас мощные машины, но мы ползаем, как улитки.

— Я ничего не сказала…

— У нас большая страна, но мало жителей. Всего пять миллионов. Хотя это и к лучшему. Меньше различий, проще регулировать проблемы. Наше общественное и политическое сознание более развито. Мы не такие эгоисты, как вы, мы уважаем людей и природу. Вот если бы все остальные жители планеты научились, как мы, соблюдать ограничения скорости, беречь озоновый слой…

«Какой пустой, бессвязный разговор, — подумала Анжела. — Как будто мы сто лет знакомы… К чему он все это говорит? Как это связано с бедной девочкой, которой размозжили голову камнем?..»

— Имир уже известен полицейским службам.

— Вот как?

— Да, но это было давно.

— Давно? Когда?

Кажется, из категории подозреваемой номер один она неожиданно переходит в категорию доверенного лица комиссара… Но не успела Анжела порадоваться этому обстоятельству, как Бьорн ее буквально огорошил, сказав:

— С твоей сестрой, насколько я знаю, произошел несчастный случай. Давно?

Застигнутая врасплох, Анжела почувствовала, что ей внезапно стало жарко. Продолжая смотреть прямо перед собой, она произнесла:

— Да, я вижу, ваше расследование и впрямь движется.

— Не расследование, а мое размышление. Я узнал, что с тобой произошло большое несчастье. Я хочу знать, что именно, вот и все.

— Это было давно. Я все делаю, чтобы забыть…

Бьорн несколько секунд смотрел на Анжелу так пристально, что она ощутила себя пойманной в ловушку.

— Смотрите на дорогу…

Бьорн взглянул в зеркало заднего вида, когда задние колеса машины пробуксовали, угодив в небольшую колею возле разветвления главной дороги. Он резко прибавил скорость, и «мерседес» продолжал путь вдоль берега фьорда.

— В детстве я вместе с сестрой, двойняшкой, была мажореткой. Мы решили ими стать, чтобы доставить отцу удовольствие. Однажды, как раз в день соревнований, с сестрой произошел несчастный случай. Мне больше нечего добавить. Кроме того, что я ненавижу мажореток. И едва выношу свое пребывание здесь.