Иногда перед глазами появлялись расплывчатые образы: умирающие миры; пересохшие речные русла, распространяющие отвратительное зловоние; горы, целые горы человеческих черепов, сваленных прямо посреди пустыни, – птицы летали над всем этим, предвкушая пиршество; черные тучи, окутывающие города и истребляющие их разносимой заразой.

Как долго продолжалось ее забытье, девушка не знала. С детства обладая хорошей выдержкой, она и сейчас терпела изо всех сил, заставляя себя держаться и ждать. Когда-то же ей станет лучше.

И вот наконец дождалась. Мерный стук подбитых сапог, разносящийся по коридору гулким эхом, вывел ее из забытья.

Вика с трудом разлепила слипшиеся веки, повернула отяжелевшую, словно налитую свинцом голову. В первые мгновения не поняла, где находится. Белый потолок, кафельный пол и стены, холодно. В морге? Потом воспоминания вернулись: она на базе охотников.

– Глеб? – прохрипела Вика, и собственный голос в пустой комнате показался ей вороньим карканьем.

Шаги приближались.

– Глеб, это ты? – повторила девушка.

Зрение еще не полностью вернулось – все плыло перед глазами. Она увидела тень, приблизившуюся к ней, почувствовала чужой запах – пластика, резины, чего-то резкого, химического.

– Нет, это не Глеб, – произнесла тень, и Вика тут же узнала этот голос.

Тринадцатый.

– Я убью тебя! – прошипела девушка и попыталась встать на ноги, чтобы вцепиться негодяю в лицо.

Не получилось – не хватило сил.

– Тише! Побереги себя. – Тринадцатый подхватил Вику, уложил обратно на кушетку. – И ребенка тоже побереги.

– Пошел ты! И не тронь ребенка!

– Это ведь не только твой ребенок. – В голосе охотника послышалась усмешка. – Я надеюсь, ты этого не забыла?

– Я убью тебя! Голыми руками!

– Остынь, тебе еще пригодятся силы. А пока отдыхай. Тебя мы трогать не будем, пока.

– Где мой брат? – Вика попыталась осмотреть комнату, но не смогла – слабость начала усиливаться, едва хватало мочи говорить.

– Его здесь нет, – холодно ответил Тринадцатый.

– Отпустите нас, – вдруг жалобно всхлипнула девушка. – Пожалуйста! Отпустите!

– Не могу, ты же знаешь. – Тюремщик подошел к Вике ближе, пригладил волосы на лбу. – Вот как только мы найдем лекарство от наночумы, тогда и отпустим. Его. Ты же ведь не думаешь, что ты уйдешь с ним? Ты теперь моя и принадлежишь полностью мне.

Последние слова Тринадцатый прошипел в самое ухо девушке.

– Я убью тебя, – одними губами выдохнула Вика. – Как только представится момент, воткну тебе в шею вилку или нож, задушу тебя голыми руками, столкну в яму. Все что угодно, но убью тебя. Обязательно убью.

Тринадцатый сухо рассмеялся.

– А что ты скажешь своему ребенку, когда он спросит, где его папа?

Зловещий смех звенел в пустой комнате, но Вика его уже не слышала – потеряла от слабости сознание.

* * *

– Кадавр!

Старик не сразу понял, что прокричал Леня.

– Что случилось?

– Кадавр! – повторил Автомат и забился в дальний угол салона автомобиля.

Сальвадор жалобно заскулил и последовал за парнем.

– Что еще за… – Договорить старик не успел – что-то тяжелое бухнулось в дверь, сотрясая машину.

Каша схватился за кресло, пытаясь удержать равновесие. Кто-то вновь ударил по корпусу «уазика», да так, что заскрежетал металл.

– Автомат! – закричал старик.

Леня лишь испуганно посмотрел на Аркадия, явно не понимая, что тот от него хочет.

– Дай автомат!

Парень положил оружие на пол и толкнул в сторону старика. Каша поднял автомат, проверил магазин. Полный.

– Что за кадавр такой?

– М-мертвец, – бледнея от страха, прошептал Леня.

– Если мертвец, то не страшно. Надо живых бояться, а не мертвых, – оскалился старик.

В груди вдруг стало тепло, а остатки страха и растерянности растаяли, уступив место куражу. Давно Каша не стрелял, все бежал и бежал от врагов, не в силах дать им отпор. Но ведь не всю же жизнь убегать? Пора и наступать. Дать отпор. Кто бы это ни был – мертвец или живой. Замахнулся – будь готов и по щам получить.

Старик дождался, когда тень отступит, и одним рывком открыл дверь. В салон ворвалась белая пурга, пронизывающая холодом, словно иглами.

– А ну не дури! – закричал Каша, направив в сторону тени оружие.

Кадавр зарычал, пошел в атаку.

Сквозь застилающий взор снег старик успел разглядеть жуткую морду существа – вытянутый нос, выпуклые широко расставленные глаза, как у рыбы-молота, черная пасть. Дед нажал на спусковой крючок. Сухо затрещало – переводчик огня автомата стоял на режиме очереди с отсечкой по три патрона. Кадавр взвыл, припал на колени. Каша вновь выстрелил. Мертвое тело монстра упало в снег, орошая белизну темной кровью.

– А ты боялся! – довольный собой произнес старик.

– Он од-д-д… – Леня не смог выговорить начатое.

– Чего?

Парень глубоко вздохнул, выждал несколько секунд, успокаивая себя, попытался второй раз:

– Он один не ход-д-ит.

И едва он договорил, как что-то твердое тюкнуло Кашу прямо по лицу. Старик вскрикнул, упал рядом с тушей только что убитого им кадавра. Из носа хлынула горячая кровь.

Второй монстр навалился всем телом, начал рвать на мужчине одежду, пытаясь, видимо, добраться до плоти.

«Черта с два!» – проскрежетал одними зубами Каша и стиснул в ладонях оружие.

От кадавра несло тухлятиной и сыростью – словно от заросшего пруда, начинающего превращаться в болото. Удары, которые наносил монстр, были, в общем-то, слабыми, их можно было стерпеть, а вот та масса, которой кадавр давил жертву, представляла реальную угрозу, – старик не мог пошевелиться и открыть огонь. Пришлось отползти. И только когда Каша, теряя в схватке ботинки и штаны, высвободил руки, получилось нажать на спусковой крючок. Три пули пошли кучно, снеся монстру верхнюю часть головы. Но даже без нее кадавр продолжал клацать челюстями и пытаться укусить старика за ногу.

Еще одна короткая очередь – и от головы кровожадного чудовища осталась лишь кровавая кочерыжка. Монстр дернулся и грузно свалился под колеса машины.

Старик поднялся, натянул одежду, ботинки. После кувыркания в снегу, да еще под ветром, сильно знобило. Аркадий заскочил в машину, закрыл дверь. Глупо, конечно, поступил. «Как мальчишка, ей-богу. Надо было не высовываться, – корил себя старик. – Сидел бы и ждал, когда парни вернутся с рейда. Они разобрались бы с этими мертвяками в два счета. Ладно, что сделано, то сделано».