Странно было находиться здесь. Словно бы реальность выглядела как-то искажённо, будто она повернулась ко мне своей изнаночной стороной. Всё в Цитадели было одновременно знакомо и чуждо, как бывает в причудливом сне, когда знакомые улочки обрастают чем-то фантасмагорическим.

Самое странно, что в доме Эвила, где совершенно всё ассоциировалось у меня с ним, его больше не было. Для других – давно не было, а для меня… я думала, что выплакала все свои слёзы по мужу, но в душе снова поднимался тяжёлый, нехороший ком. А из-за случившегося на Тайном Драконьем Острове (как я мысленно про себя окрестила тот клочок суши посреди седого океана) лишь заставляло меня ещё острее чувствовать вину и печаль.

Я не ожидала ничьих визитов этой ночью, чувствуя себя слишком уставшей не столько от событий и действий (хотя перелёт через море с маленьким ребёнком то ещё удовольствие), сколько от переживаний, воспоминаний и разговоров.

«Береги сына», – сказала мне Хатериман, не сводя с меня чёрных глаз.

– Беречь сына, – повторила я. – Я только этим и занята с момента его появления на свет. Именно за этим я и вернулась к вам – для его безопасности.

– Тебе с самого начала не следовало покидать нас, но что было – то было. Теперь ты здесь.

– Я вернулась бы и раньше, если бы могла быть уверена в том, что вы не встретите меня враждебно. У меня было мало надежды на то, что вы встретите меня как родную. Скорее всего, вы, как и раньше, хотите властвовать, а от меня потребуете преклонения колен и тихой вдовьей покорности.

Хатериман и бровью не повела:

– Разве во дворце Оруэла от тебя требовали меньшего? Разве там ты свои колени не склоняла? Не вынуждена была наступать амбициям на горло?

– Мы делаем то, что от нас требуется. Никогда нельзя ни от чего зарекаться. Я посчитала, что рядом с моим родными мой сын будет в большей безопасности. То время ушло. Я поняла, что ошиблась.

– И вот ты вернулась. И изо всех сил даёшь мне понять, что мне пора отойти на второй план, играть вторую роль. Я правильно тебя понимаю?

– В царских покоях заведён такой порядок: королевой может быть только одна женщина и по вашим законам – королева либо мать, либо – жена. Вы теперь не то и не другое, в отличие от меня. Но я так же прекрасно помню, что королева – не всегда хозяйка. Можно носить корону и не иметь власти.

– А ты хочешь власти?

– Я хочу безопасности.

– Это мой дворец. Здесь всё пропитано нашими думами, слезами, улыбками – нами. И даже сумей ты нас выгнать отсюда, этот дворец не перестанет быть нашим, – Хатериман не сводила с меня огромных, в половину её узкого, кошачьего лица, глаз. – К несчастью, я давно потеряла тех, благодаря кому это место дарило мне счастье. Много горя мне довелось испытать, я навеки облачилась в траур. Но сколько бы мои глаза не пролили слёз, я всё ещё способна ясно видеть.

– И что же вы видите?

– Вижу, что ты хочешь уничтожить нас, чтобы занять место, которые считаешь своим по праву. Верно? О! В этом дворце властительниц было много. Те, кто ходили по коридорам дворца Цитадели – теперь от них остались лишь тени. Время неумолимо. Как бы не были мы сильны, мы понимаем, что придёт час уступить наше место преемнице. Порядок жизни не изменить никому.

Она взглянула на меня, коротко, в упор. Чёрные глаза казались матовыми.

– Естественным путём, – добавила она угрожающе. – Я Хасепти. Мы не из тех, кто ждёт мирной смерти.

В завершении её речи мне померещилась удушающая, ледяная рука угрозы.

– Я из тех, кто умирает в сражении, а не на коленях.

– Именно поэтому я и не спешила вернуться к вам. Бог, каким бы и где бы он не был, мне свидетель – я не хочу стать вашим врагом. Что мне с нашей вражды, скажите? Паду ли я или возвышусь над вами – в чём мне будет радость? И вы слишком мудры, чтобы не понимать: ни мой сын, ни ваш не простят ни одну из сторон, сойдись мы в действительности в смертоносной схватке, чем бы она не выражалась. Ни вас, ни меня не лишат жизни, но то что от неё останется – стоит ли оно борьбы? Не проще ли объединить усилия? Как бы не была сильна наша антипатия друг к другу, мы хотим одного и того же; любим одних и тех же людей.

– Ты действительно веришь, что способна на равных бороться с нами?

– Я перестаю верить, что с вами можно нормально говорить! Словно со стеной беседую. Послушайте, я правда очень и очень не хочу переходить к обмену угрозами.

– Это будет ошибкой. В глубине сердца ты ведь не считаешь Нас своим врагом?

– Кем я буду считать вас зависит от вас. А что касается меня, то я планирую с успехом проделывать то, что делала все эти годы – идти своим путём. И если вы проявите мудрость, все мои камни я оставлю лежать за пазухой. Не время сейчас их разбрасывать.

Хатериман неожиданно улыбнулась, хотя улыбка эта коснулась лишь губ, не задевая мёртвых глаз:

– Ты женщина умная. Ты понимаешь, как тебе нужно себя вести, чтобы твой сын беспрепятственно взошёл на трон.

– Вы совершенны правы, госпожа, – тут же сбавила я тон.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Это был тот самый случай, когда дурной мир будет лучше доброй ссоры.

– Я прекрасно понимаю твои надежды и расчёты. Ты надеешься, что Атайрон тебя защитит.

– Надеюсь, – не стала отрицать я. – Он мне открыто это обещал.

– До того или после, как ты успела раздвинуть перед ним ноги? – с нарочитой грубостью холодно проговорила Хатериман, а в глазах её горело тёмной торжество, уличающее в том, что она специально делает мне больно, унижает меня. – Что ж? Атайрон не Эвил. Он действительно способен встать в нашем противостоянии на твою сторону. Но страсть мужчин быстротечна, поэтому ты совершенно права, желая сделать ставку на всех лошадей в заезде, Анжелика Ванхелия.

– Сатори. Анжелика Сатори.

Хатериман и святого могла вывести из себя!

– И вы противоречите сами себе. То вы говорите, что я угроза, потому что ваши сыновья слишком серьёзно оба мною увлеклись, то – что всего лишь мимолётная страсть. Почему вы так стремитесь унизить меня, Хатериман?