— Сам? Но как, простите?

— Очень просто. При помощи карандаша. Судя по всему, он сбежал.

— Как это сбежал? Вы это серьезно? Но куда он мог деться?

Софи посмотрела на письменный стол, потом легла на пол и заглянула под кровать.

— Послушай, детка, — сказал мастер Джон, присев рядом с Софи на корточки. — Почему бы он ни сбежал, мы его не найдем. Потому что он наверняка спрятался. И не выйдет, пока сам не захочет.

Да. Все-таки в сообразительности этому мастеру Джону не откажешь. Самые разумные вещи за все это время я слышал только из его уст.

— У меня есть предложение, Софи. — Мастер Джон опять встал. — Давай положим в клетку мучного червяка и выйдем из комнаты. А потом вернемся и посмотрим, может быть, Фредди придет полакомиться. Хорошо?

Софи кивнула, достала пакетик с кормом и положила мне в кормушку целых пять мучных червяков!

— Фредди! Выходи! Смотри, что у тебя тут вкусненькое!

Они вышли из комнаты.

Я напряженно вглядывался вниз. Не из-за червяков. Червяки меня нисколько не интересовали. Меня интересовало совсем другое. То, что лежало сейчас на полу. Там, где только что сидел на корточках мастер Джон.

На полу лежал кожаный портфель мастера Джона.

Я сосредоточенно смотрел на портфель и думал. Портфель лежал очень удобно. С моего места мне был хорошо виден маленький зазорчик между клапаном, который закрывает портфель, и самим портфелем. Маленькая такая дырочка. В эту дырочку при желании может легко забраться существо соответствующей комплекции. Например, моей…

Меня как стукнуло! Вот оно, мое спасение! Никто не заставляет меня жить тут, у Софи и Грегора с их мамочкой! Я могу сейчас нырнуть в этот портфель, и мастер Джон отнесет меня к себе домой. Какая разница, в конце концов, где жить на нелегальном положении.

Не раздумывая, я махнул вниз.

Как я полз по шторе, как залезал в портфель — не помню. Все было как в тумане. Очнулся я, только когда вокруг меня сомкнулась тьма и запахло кожей, бумагами, пылью. Портфель состоял из двух отделений, одно из которых было забито английскими книгами. И надо же мне было угодить в такую теснотищу! Тут прямо хомяку некуда упасть! И чего он таскает с собою свои кирпичи? Кое-как пристроившись в уголке, я замер в ожидании дальнейших событий. За это время я успел раз двадцать решить, что, пожалуй, лучше будет выпрыгнуть отсюда, пока не поздно, но потом я передумывал и оставался сидеть в своем углу. Меня не столько мучили сомнения по поводу того, хорошо ли я делаю, покидая этот дом, сколько беспокоило совсем другое. Я не был уверен, что у мастера Джона меня примут с распростертыми объятиями. Если сэр Уильям будет против, то мне придется снова собирать чемоданчик.

Ну ладно, посмотрим.

Вот и Софи. Я слышу ее шаги в коридоре. За нею мастер Джон. Дверь отворилась, и они вошли в комнату. Какое-то время не слышно было ни звука.

— Ну, что же, — сказал мастер Джон. — Стало быть, у него другие планы. Оставь на всякий случай клетку открытой. Может быть, он еще надумает вернуться. А мне пора.

Я быстренько вскарабкался по стенке портфеля и уцепился изо всех сил за край кожаной перегородки между отделениями. Меньше всего мне хотелось, чтобы эти книжищи шандарахнули меня по башке, когда мастер Джон резко поднимет портфель. Но мастер Джон не стал делать резких движений, а поднял аккуратно свой портфель с пола и сунул под мышку.

— Пока, Софи! — сказал он на прощанье и направился к выходу.

— Адье, Софи! Прощай — быть может, навсегда. Если мне, конечно, повезет.

Мастер Джон шел домой. Уже в третий раз я проделывал этот путь. Прямо какая-то тропа судьбы!

Вот уже и знакомая лестница. Бряцанье ключей. Все. Мастер Джон прошел к себе в кабинет. Если сейчас он поставит портфель на стол, я пропал! Мне ни за что самому оттуда не спрыгнуть! Придется опять просить сэра Уильяма. К счастью, мастер Джон поставил свой портфель на пол. Я услышал его шаги, направляющиеся в кухню. Стрелою я выскочил из портфеля и огляделся. Куда теперь? Вон туда, под комод! Ножки у него совсем низенькие, что под ним — ничего не видно! На первое время самое подходящее для меня местечко.

Я снова нырнул в темноту и зажмурился от счастья. Вокруг были родные запахи. Пахло котом и морскими свинками. И меня это нисколько не раздражало. Более того, мне это очень нравилось.

— Нет, дорогой мой. Так дело не пойдет.

Сэр Уильям смотрел на меня своими зелеными глазами, в которых, как всегда, плясали огоньки.

Уже настал вечер. Мастер Джон, по обыкновению, ушел из дома на свои уроки, а я поспешил к сэру Уильяму, чтобы, так сказать, доложить о своем прибытии. Он поджидал меня на пороге в гостиную.

— Ты являешься сюда вот так, с бухты-барахты, и хочешь здесь устроить себе подполье. Очень мило. — В голосе его звучало легкое раздражение. — А как, скажи на милость, ты собираешься решать проблему с пропитанием?

— Э-э-э, — замялся я на секунду, хотя у меня уже давно все было продумано. — Я думал, что Энрико и Карузо могли бы со мною поделиться, у них всегда что-нибудь остается. А мне много не надо…

— Ему много не надо! А ты уверен, что они захотят с тобою делиться?

— Но если ты им скажешь…

— Дорогой Фредди! Ты что, думаешь, что мне достаточно махнуть кончиком хвоста и все бросятся исполнять мои приказания? В этой квартире решается все сообща. Так что пошли, обсудим с коллегами.

С коллегами!

Мы отправились в соседнюю комнату. Коллеги сидели рядком и молча поджидали нас. Только когда мы подошли вплотную к их клетке, только когда, так сказать, публика собралась и притихла, они начали свой концерт.

— Что это, брат Карузо? Глазам своим не верю! Из дальних странствий воротясь, к нам Фредди друг явился не таясь!

— Фредиссимо явился к нам, ура! Какой судьбы счастливый поворот, и веселится весь народ!

— Но до веселья ли ему? — Энрико выдержал паузу. — С чем он явился ко двору? С ученым духом ли своим? Любовной мукою томим?

— По-моему, он голодом гоним!

Хомяк его побери! Они все слышали! Они знают, о чем мы разговаривали с сэром Уильямом!

— Куда же подевался блеск ума? Куда же подевались чувства неземные? Не это ли жестокой жизни месть?

— Наш Фредди просто хочет есть!

— Какая драма, — вздохнул Энрико.

— Трагедия! — подхватил Карузо.

— Его Золотое Хомячество вынужден жить в подполье! — продолжал Энрико, переходя на речитатив.

— Вращаться среди всякого сброда! — подвывал Карузо.

— Без средств к существованию!

— О горе!

— Но, синьор Энрико, мы ведь не оставим Его Хомячество в беде?