что они сами напрашивались, а он таким образом наказывал грешниц, это должно было привести их к покаянию.

– Интересный способ. Думаю, многие согласились бы к такому понуждению к покаянию добровольно, и не надо было душить. А сам падре не грешил?

– А сам падре уверяет, что плоть слаба. И что потом он искренне раскаивался, а значит Господь его простил и земной суд над ним не властен. Выдела бы ты представления, что он нам устраивает!

– А как установили, что это он?

– Сопоставили показания свидетелей, да и падре был настолько уверен в себе, что оставил свою ДНК у всех жертв. Он подумать не мог, что на него падет подозрение. Осталось только получить ордер на взятие анализа – и вуаля.

– Но Беба…Он убил и ее? И причем тут девочки?

– Бебу к сожалению убили его девочки.

– Боже мой, как это… как это возможно?

– Проповеди падре о вечном блаженстве привели к тому, что у них кукухи съехали, и они решили взять на себя отправку на небеса достойных стариков, чтобы те не мучались, а поскорее отправились к вечному блаженству. Беба оказалась первой и, слава Богу, единственной кандидатурой. Ее предложила племянница, Джузеппина. Беба стала сдавать, появились болезни и Джузеппина «пожалела» тетушку.

– Это как же надо было запудрить им мозги своими проповедями! Узнав такое, станешь атеистом!

– Но потом Джузеппина сообразила, что они натворили… и кукуха съехала у нее уже по другому поводу. Ждем заключения доктора Ардинги, обвинение ей тоже предъявят, но скорее всего все закончится помещением в психиатрическую больницу.

– Девочки признались?

– Нет. Он клянутся, что собирались убить Бебу, но когда они пришли к ней домой, Беба была уже мертва.

– Ты им веришь?

– Я жду, заключения экспертов, отпечатки, ДНК, за один день это не делается.

– И во всем виноват падре Джермано… может, он еще где-то наследил, и пару лет назад его сплавили в глубинку, в Бачаяно Терме? Дон Доменико говорил, что падре на грани потери сана. Кстати, самое главное: а Елена Иволгина?

– К ее убийству девочки не имеют отношения. И падре-Душитель тоже. Это убийство остается в отдельном производстве и мы им занимаемся.

– А девушка-искусствовед?

– Эти делом занимаются флорентийцы.

***

Галина заехала за Сашей в той же норковой курточке на плечах, мягких замшевых ботиночках на шнуровке в винтажном стиле брусничного цвета, как и трикотажный костюм с длинной юбкой. В ушах снова сверкали бриллианты, а Саша вспомнила графиню делла Ланте и хихикнула про себя. Истинная аристократка не подала бы виду, но в душе ужаснулась бриллиантам среди бела дня. Тьфу, ладно Никколо, а что ж она графиню-то вспомнила? Чур меня!

Саша по-прежнему не парилась, джинсы и легкий джемпер глубокого синего цвета, прекрасно оттеняющий светлый волосы, ее вполне устраивали. Какой смысл наряжаться, это у Галины свой резон, да и то, есть ли в нем смысл?

Оказалось, что есть. Сестры Аньези выглядели спокойными и счастливыми, лично встретив гостей на лестнице, ведущей в особняк. Визитерш провели в уютную гостиную, где полуденный солнечный свет, льющийся через высокие окна с витражами, создавал праздничную атмосферу. Елку уже установили в дальнем углу между окон и вкупе с шампанским, которые Рея разливала в высокие бокалы, напоминали о скором Рождестве.

– Отец будет через минуту, – Ада не успела договорить, как распахнулись двери и энергичным шагом в гостиную вошел синьор Аньези. Оливковые слаксы, мягкий вельветовый пиджак бутылочного цвета с оливковым платочком в верхнем кармане, темно коричневые мокасины. Выцветшие с возрастом глаза потемнели, словно впитав цвет пиджака.

Казалось, перед ними совсем другой человек, он даже казался выше ростом с поднятой головой и расправленными плечами.

– Добро пожаловать! Benvenuti! – Аньези запнулся, увидев Галину и огонек зажегся в глубине его глаз.

Он оперся о каминную полку, где ваза со свежими цветами соседствовала с серебряной свечой и портретом молодого человека удивительно похожего на синьора Клименте.

– Рад вас видеть. – Галина остановилась у окна и синьор Аньези тут же встал рядом с ней. – Как ваши дела?

– Все хорошо, я приехала во Флоренцию по работе… возможно мы как-нибудь пообедаем вместе?

– Было бы прекрасно. Завтра?

Саша никак не могла прийти в себя. Похоже, что и Галина была ошеломлена. Овощ неожиданно превратился в нормального человека. Может, он притворялся? Такого же не может быть, или может?

– Вы должны обязательно посмотреть выставку этого мальчика, Арнальдо Феретти, у него большое будущее. У меня где-то лежат его рисунки, сейчас я вам их покажу.

– Папа, давай в другой раз? Пора обедать, наши гости посмотрят его работы на выставке.

– Брось, девочка, это стоит увидеть. Обед не убежит. Un attimo. Буду через секунду. – Аньези исчез за дверью и вскоре вернулся с большой папкой в руках. – Сейчас я все покажу. Талантливый, очень талантливый мальчик. Я думал, что скоро устою выставку моего сына. Тициано… – Глаза затуманились и Саша вздрогнула, ожидая провала Клименте в прежнее состояние, но тот лишь посмотрел на фотографию сына на камине и перекрестился.

– Синьоры, там пришли из полиции… мне пропустить, или сказать, чтобы пришли позже?– в дверях появилась горничная.

– Все нормально, пусть заходят. – синьор Аньези не давал дочерям открыть рот, он снова был главой семьи, но непонятно насколько им это нравится. Во всяком случае лица у женщин вытянулись.

А потом вытянулось лицо Саши, потому что в гостиную вошли Лука и незнакомый ей мужчина чуть постарше комиссара.

– Вице-квестор Дини, вице-квестор Баччи. У нас несколько вопросов к вам, синьор Аньези и к вам, синьоры, – Лука склонил голову в сторону сестер.

Клименте кивнул. – Конечно, конечно, сейчас я уложу рисунки… О, это сосем не та папка, я взял не ту… чьи же это рисунки…

Папка раскрылась, и листы разлетелись по полу. Все начали помогать их складывать, а синьор Аньези лишь развел руками.

– Madonna Santissima, что это? – Воскликнул он вдруг, уставившись на лист бумаги.

Все придвинулись, посмотреть, что так изумило старого синьора. Галина ахнула, а Саша закрыла рот руками.

Кто-то нарисовал карандашом голову пожилой женщины на кружевной подушке глаз были широко раскрыты, рот скривился на бок, язык вывалился…

Это лицо надолго запечатлелось в Сашиной памяти, она даже помнила это кружево на наволочке… перед ней была Беба, какой она увидела ее тем ужасным днем.

Девушка похолодела и схватила Луку за руку. Лицо комиссара оставалось бесстрастным.

– Кто… кто мог такое нарисовать? – прошептала Галина.

Внизу была четкая подпись круглым женским почерком: Джузепина Симонини.

– Это та девушка, что хотела покончить жизнь самоубийством. Она точно больна! – Воскликнула Галина

– Самоубийство… какое самоубийство? – синьор Аньези удивленно смотрел н присутствующих. – Вы мне чего-то не рассказали?

– Девушка, нарисовавшая это, два дня назад пыталась покончить жизнь самоубийством. – Пояснил второй полицейский.

Синьор Аньези выглядел потрясенным:

– Dio cе ne scampi e liberi! Господи помилуй! Что заставило ее свершить такое?

– Она была в очень подавленном состоянии,– ответил полицейский и повернулся к