− Намерения ничего значат. Однажды я уже от чистого сердца ответил на вопрос возлюбленной, а она и глазом не моргнув продала эти сведения врагам моей семьи. А потом моих родителей жестоко убили прямо у меня на глазах.

− Зафар…

− Когда все кругом мертвы, а сам ты брошен медленно подыхать под безжалостным солнцем, намерения ничего не значат. Так же как и любовь.

− Зафар…

− Думай что хочешь, но любовь − это всего лишь опасная ловушка из лжи, призванная обманывать дурачков вроде меня в юности.

− Не верю.

− Почему? Потому что тогда у тебя больше не будет причин делать то, что тебе говорят?

− Потому что тогда у меня вообще ничего не останется! Ты самый отвратительный человек на свете! Раз уж тебе так нравится, разбивай руки в кровь, мне все равно!

Резко приблизившись к Анне, Зафар крепко прижал ее к своему потному подтянутому телу и склонил голову так, что их носы едва не соприкасались.

− Ошибаешься. Ты не веришь, потому что иначе тебе пришлось бы выбраться из своего маленького уютного мирка и действовать. А ты боишься своих собственных действий.

С этими словами он поцеловал ее второй раз за день, но на этот раз поцелуй был жесткий и едва ли не болезненный. И совсем короткий.

Но когда он слегка отстранился, Анна и не думала отводить глаза.

− Меня похитили, утащили в богом забытую пустыню, а потом я оказалась в этом поганом дворце, где ты удерживаешь меня против воли. Мне пришлось полностью пересмотреть свое отношение к личной гигиене и отказаться от телефона, а я при этом еще и пыталась научить тебя танцевать… У тебя нет права называть мой мир маленьким, а меня саму − трусихой и считать, что твои грубые слова могут разрушить мой мир. Я гораздо сильнее, чем тебе кажется. И лучше.

Высвободившись из его рук, она развернулась и пошла к двери.

− Чудесная речь, только ты до сих пор делаешь все, что от тебя ждут. Тебя отлично выдрессировали, habibti.

Несколько дней она старательно его избегала, и Зафар отлично понимал, что сам во всем виноват. Сперва он ее поцеловал, потом наорал, а затем снова поцеловал.

Тогда он просто ничего не мог с собой поделать, но теперь, когда наконец-то настал день его… дебюта, он не мог в одиночестве выдержать все эти коктейли и креветки, и благодаря ретивым журналистам он не сомневался, что все собравшиеся будут пристально за ним наблюдать, терпеливо дожидаясь, когда он начнет буйствовать и кидаться на людей.

Все эти недели во дворце он буквально задыхался, постоянно вспоминая пережитый ужас и кровавую резню, и что-то ему подсказывало, что еще немного − и он по-настоящему начнет сходить с ума.

Уже надев костюм, Зафар понял, что ему необходимо глотнуть свежего воздуха, и стоило ему только выйти во внутренний дворик, как он сразу же увидел Анну. И на несколько секунд ему вдруг стало невероятно легко и хорошо.

− Анна, если бы ты могла хотя бы на минуту перестать на меня злиться, я был бы очень тебе благодарен. Сегодня важный день, и, может, хотя бы ради него забудешь о своей детской обиде?

− О детской обиде?

− Именно. Судьба целого народа всегда важнее мелкого раздражения.

− Мелкого раздражения? Ты осмеял всю мою систему ценностей, а меня назвал глупой и неспособной ясно мыслить из-за обманчивых представлений о любви.

− Я не называл тебя глупой.

− А разве нет? Глупы только мои представления?

− Я пришел не для того, чтобы ругаться.

− А зачем же тогда?

− Потому что этот чертов прием начнется всего через три часа, и я думал… что ты могла бы поговорить со мной.

− О чем?

− Скажи, что я со всем справлюсь.

− Ты хочешь, чтобы я тебя подбадривала? Но зачем?

− Затем, что рядом с тобой все сразу становится легче и светлее. Даже дышать проще.

− Тебе сложно дышать?

− Все дело во дворце.

− Расскажи мне.

− Не хочу.

− Но почему?

− Потому что и тебя тогда будут мучить те же кошмары.

Несколько долгих секунд Анна пристально его разглядывала, а потом несколько раз быстро моргнула.

− Ничего, все хорошо, я понимаю. Я рада, что рядом со мной тебе проще дышать, и я верю, что ты обязательно со всем справишься.

− Но тебе нельзя присутствовать на этом вечере.

− Я знаю.

− Но я буду все время помнить.

− О нашем разговоре?

− О том, что он заставил меня почувствовать.

− Но почему ты сейчас так добр? Последний раз, когда мы разговаривали, ты сперва поцеловал меня, а потом… Я ничего не понимаю…

− Я сам не понимаю. Но когда ты рядом со мной… Тебе действительно удалось меня окультурить, и теперь я чувствую себя гораздо уверенней… Но ты… Я хочу тебя и ничего не могу с этим поделать. Нельзя ставить под угрозу отношения Альсабы с Шакаром, да и в любом случае мне нечего тебе предложить, кроме уединенной жизни в этой гробнице. Но я никогда не заставлю тебя пойти на такое, значит, максимум, на что мы можем рассчитывать, − это всего лишь секс. А мне этого мало.

− Я понимаю. − Она действительно все понимала, а вдобавок ко всему до сих пор злилась за те грубые слова, но это ничего не меняло. Она тоже хотела его больше всего на свете.

А еще она краешком сознания начала понимать, что во многом он был прав. Она действительно панически боялась, что однажды отец уйдет, и всеми силами старалась заслужить его любовь. Всегда была тихой и послушной, чтобы если каждую секунду и не помогать, то хотя бы как-нибудь случайно не помешать. И теперь она понимала, почему так сильно изменилась, попав в Альсабу. Здесь ее не сдерживали никакие оковы и, даже запертая во дворце, сейчас она была свободней, чем живя на воле последние десять лет. И наконец-то научилась принимать самостоятельные решения.

Она впервые за долгое-долгое время взглянула на себя со стороны, и то, что она увидела, ей не слишком понравилось. Когда она только успела превратиться в эдакую степфордскую дочку, безропотно выполняющую все, что ей прикажут, лишь бы угождать окружающим и не создавать проблем?

А Тарик… Разве после всех этих вспышек огня рядом с Зафаром могут еще остаться какие-то сомнения? Она никогда его не любила…

Анна чувствовала, что еще немного − и она навсегда вырвется из уютного кокона, отправившись познавать бесконечный мир, но пока что она еще не была к этому готова.