нашёл. Если бы не ты, он бы меня уже раз пять оттрахал, а потом на куски бы порезал, долго бы резал, за свою рожу разбитую. Он ведь эту связку ключей притащил с собой, сказал, что запихает мне… — она замялась, — ну ты понял. А потом сказал, что достанет, кулак засунет и достанет. И ничего я не смогла сделать, я от страха даже кричать не могла, горло, словно парализовало. Не жить мне.

— Мрачные мысли, — согласился Раевский, — и перспективы мрачные. Может, и так случится, а может, и по-другому, — он врал, но попытался подбодрить девчонку, не хотелось, чтобы она уходила в туман подавленная и раздавленная. — Нож вон теперь у тебя есть, он мне жизнь спас тут, теперь, может, тебе на что сгодится.

— Ну, есть, и что? — равнодушно спросила Лина. — Что мне он даст? В моих руках — это просто железка. Ты серьёзно думаешь, что я бы смогла убить им кого-нибудь?

Егор задумался. В принципе, девчонка права, убить вообще непросто, оружие — лишь средство, упрощающее этот процесс, но ты должен быть готов использовать это средство, иначе тебе не поможет ни пистолет, ни гранатомёт, хотя убивать на расстоянии всё же проще. Он-то знает разницу — воткнуть пластуна под рёбра людоеду, так, чтобы из раны на ботинки кровью плеснуло, и выстрелить из винтовки в брюхо незнакомцу, который пришёл его убить. Последнее куда как проще, поймал в прицел, нажал на спуск, всё — финиш. Хотя в первый раз, наверное, одинаково тяжело. А вот нож — это тесный контакт, это очень личное, враг рядом, ты видишь его глаза, чувствуешь запах изо рта, и нужен веский повод, чтобы всадить клинок в брюхо человека, знакомого или нет, не важно, но человека, не атакуй его Охотник, не факт бы, чтобы Егор смог нанести свой смертельный удар. Надо было всё же девчонке этого ублюдка отдать, момент был подходящий, она на взводе, возможно, и вышло что-нибудь. Да, он слово бы данное нарушил, но может, у нее получилось бы перешагнуть эту грань, что подарило бы ей шанс.

— Чего задумался? — вырвала она Егора из размышлений, голос её был грубым и злым, правда непонятно, на кого она злилась, на него или на себя, что она такая. — Понял, да? — продолжила она. — Я — не ты, даже этого ублюдка бы не смогла бы убить, хотела бы, но не смогла. Возможно, и застрелила бы, если бы пистолет имелся, но вот так, ножом, точно нет.

— Тогда ты умрёшь, — не зная, что ещё сказать, ответил Егор. — Этот ублюдок не последний на твоём пути. Девчонка ты красивая, ты их будешь притягивать, как магнит. Или ты научишься убивать, или делать так, чтобы они к тебе не лезли, либо твоя смерть будет долго ждать, пока они с тобой наиграются. Что ты меня глазами сверлишь? Сама же понимаешь, что правила общежития кончились, как только ты провалилась в эту кляксу. Мне, в принципе, такая жизнь понравилась. А ты… Ну да, не создана ты для такого, но это будет решать туман.

— Я знаю, что завтра умру, — губы Лины задрожали, а в глазах снова встали слезы. — Не пройду я испытания туманом. Ты меня тоже тут похорони рядом с Павлом, ладно? Он, по твоему рассказу, хорошим парнем был.

— Если меня не утянет в кляксу, похороню. Даю слово.

— Верю, — сквозь слёзы улыбнулась Лина. — А теперь пошли, ты ведь вроде меня куда-то отвести собирался.

— Пошли, — направляясь обратно в дом и через него на улицу, бросил Егор, а сам подумал, что не понравится ей то, что он задумал. Но может, это даст ей шанс выжить. — Хим, ты где сейчас?

— Вверх по улице, Странник, первый поворот налево, третий дом.

— Понял, мы идём.

Алина****

Егор, не оборачиваясь, пошёл вперёд. Она пристроилась на два шага позади. Надо сказать, Лина плохо соображала, куда они идут, просто шла следом за этим уверенным мужчиной, сжимая в руках подаренный им нож. Никакой угрозы она от него не ощущала, наоборот, он придавал ей хоть какую-то силу. После всего, что она узнала от своего спутника, Лина совсем расклеилась. Она прекрасно понимала, что этот путь, который он уже прошёл, ей совершенно не подходит. Зря он, наверное, ей всё это рассказал, не знала бы она ничего, и хорошо, счастье в неведении, просидела бы она под стеной с животом, подвывающим от голода, а потом бы пришёл туман, и она бы умерла, ведь чует, что не сможет пройти она его испытание. А теперь ей страшно, страшно от того, что она точно знает, когда умрёт, и последние часы её жизни будут наполнены ужасом этой глупой неотвратимой смерти. Лина старалась держаться, но выходило очень плохо. Она погружалась в апатию, вокруг неё словно появился туман, отрезавший двадцатилетнюю девчонку от мира живых. О том, что они добрались до места, она поняла, когда врезалась в спину своего спутника, просто не заметила, что он остановился.

— Совсем плохо? — участливо и по-доброму спросил он.

Это почему-то её выбесило.

— А сам как думаешь? — огрызнулась Лина. — Ты завтра или послезавтра со своей химерой опять по мирам поскачешь, а мне подыхать.

Егор понимающе улыбнулся, горькая эта была улыбка, правдивая, так улыбаются доктора, которые собираются сказать пациенту, что жить ему осталось всего ничего. Видимо, он тоже понял, что она прочла на его лице то, что он на самом деле думает, и улыбка угасла.

— Ладно, — наконец, после тяжелой паузы произнёс он. — Делом нужно заняться.

И тут она увидела, куда они пришли, видимо, она так была погружена в себя, что ничего не замечала, да и не смотрела она, пока шли, по сторонам. Жалость к себе вытеснила всё остальное — подозрительность, любопытство, осторожность. На крохотном газоне перед очередным домом была вырыта неровная, но вполне приличная яма, и оттуда продолжала вылетать земля, здоровенная химера Егора всеми четырьмя лапами продолжала зарываться вглубь. В трёх шагах от ямы лежало то, что осталось