— И чего там высматривать, ваше высочество?..

— Будущее, — ответил я значительно. — И счастье для всего человечества!

Он покачал головой, сказал как старший младшему:

— Пока снега не сойдут, никакое счастье с места не сдвинется.

Мне даже показалось, что он имеет в виду мои полеты, но, конечно, он про наблюдения с верха башни, когда под сильным ветром пытаешься что-то увидеть в бесконечной белой мгле.

— Все равно, — сказал я, — бдить надо! Враг не дремлет.

— Мы тоже, — заверил он.

— Тогда мы в безопасности, — откликнулся я и хотел спускаться во внутренний двор, как он сказал деловито:

— А еще час назад прибыла первая группа рыцарей-монахов! Ну, скажу вам, ваше высочество, это просто какие-то исполины! Они прошли по зимним дорогам не потеряв ни одного коня, ни одного человека! Кто бы мог?

— Кто-кто? — переспросил я. — Ах да, марешальцы прибыли?

— Они, — подтвердил он, — рыцари Ордена Марешаля. Не волнуйтесь, ваше высочество, принцесса Аскланделла тут же велела разместить лордов в гостевом дворце, а рядовых рыцарей позволила расселить у знатных людей столицы…

Я сжал челюсти, кивнул, стараясь держаться все так же спокойно и державно, ибо что сейчас знает один рядовой, к вечеру может знать вся армия.

— Она знает, что делать.

— Ваши указания, — сказал он одобрительно. — Еще она назначила людей, что проследят, чтоб им никаких утеснений, а уважение оказывалось высокое…

— Хорошая мысль, — одобрил я. — Спасибо за своевременное сообщение.

Он воскликнул мне в спину ликующе:

— Рад стараться, ваше высочество!

Во дворе вовсю скребут по булыжнику разлохмаченными метлами, сгребая остатки снега под стены, но все тут же останавливаются и, повернувшись ко мне, застывают в поклонах, из-за чего мне так и хочется ускорить шаг, чтобы не задерживать людей с их нужным и таким радостным трудом на благо королевства.

Стража во дворце все еще моя, хотя насчет смены ее на сакрантцев уже ведутся жаркие переговоры. Леопольд не торопит, понимает, что мы вскоре уйдем все равно, придворные кланяются как-то криво, ситуация для них просто мучительная, так бы и передушил из жалости: король здесь Леопольд, но вся реальная власть у захватчиков.

Вообще во дворце слишком много суматохи, а сам дворец ощутимо разделился на две части: центральный дворец, где король со своей свитой, и гостевой, где я и мой штаб, придворные буквально разрываются, стараясь угодить тем и другим.

В первом зале внизу Альбрехт и Мидль степенно отвечают на вопросы придворных, всем нужно объяснять особенности нашей мирной политики превентивных войн и гуманитарного вторжения.

Я хотел пройти мимо, однако все начали поворачиваться и кланяться.

Альбрехт живо оглянулся, толкнул Мидля.

— Смотрите герцог, наш лорд свежий, с мороза!

— Значит, злой, — сказал Мидль.

— Да ни за что…

Я прервал:

— Граф, это ваше влияние? Я имею в виду, почему Аскланделла берется руководить, а не… ну, к примеру, благотворительничать? Все богатые дуры занимаются благотворительностью!

Мидль опустил голову и тихонько отступил, Альбрехт же сказал подчеркнуто очень осторожно, страшась еще больше рассвирепить мое высочество:

— Дык, ваше высочество, вы сами могли заметить…

— Что?

— Она хоть и богатая, но… не дура.

— И что, — рыкнул я, — это я дурак?

— Нет, — сказал он поспешно, — какой же вы дурак, хоть иногда вот и недопонимаете, а иногда недоперепонимаете, но и принцесса весьма даже умна, что удивительно…

— Ага, — сказал я, — удивительно?

— Нуда, — ответил он очень осмотрительно, — удивительно. Красивая и… умная. Вам повезло, ваше высочество. Нет-нет, это не мое мнение, разве в вашем присутствии можно иметь свое мнение? Просто так говорят. Правда, везде. И часто. Но шепотом. Хоть и громко.

Я стиснул кулаки и челюсти, а сквозь зубы прошипел:

— Вот так и расплачиваемся крупно даже за мелкие дурости прошлого… Хорошо, хоть не предков. Найти и повесить того идиота, что предложил напасть на отряд мунтвиговцев, везший Мунтвигу принцессу!

Он потупился и напомнил кротко:

— Ваше высочество…

— Что?

— Это вы велели…

Я запнулся, сказал уже тише:

— Ладно, того дурака пока вешать не будем. Может быть, исправится как-нибудь со временем… хотя я в такое не верю.

— И мы не верим, — заверил он преданно, — хотя что тут поделаешь? Пошли следом, надо идти и за таким.

Мидль, видя, что грозу пронесло, приблизился и сказал как можно более мирно:

— Уже так далеко забрели, что обратно сами и дорогу не найдем.

— Тогда сидите здесь всю зиму, — сказал я раздраженно, — а к весне я вернусь и всех выведу! Да не на чистую воду, не тряситесь, а как тот косноязычный из Египта в обетованные земли… ну, где-нить в океане найду для вас.

— Если не утонем, — уточнил Мидль.

— Не утонем, — заверил Альбрехт, — с его высочеством еще и рыбы наловим!

Я улыбнулся широко и победно, теперь это моя вторая, нет, даже первая натура, обязан источать бодрость и уверенность, тоже в какой-то мере олицетворение нашей общности завоевателей, быстрым шагом пересек зал с кланяющимся людом и бодро взбежал по лестнице.

На третьем этаже начал было поворачивать налево, но краем глаза увидел в конце коридора справа целый девишник, яркий и красочный, подумал, что тоже меня заметили, неловко, если повернусь и пойду к себе, неучтиво даже, а это больше, чем неловкость, потому повернулся, сделал радостное лицо и воскликнул, направляясь к ним:

— Как прекрасен этот мир, посмотри!

Аскланделла сказала подозрительно, но с улыбкой:

— Почти песня, ваше высочество. А уж в песнях я вас как-то не могу представить.

— Да уж в песнях, — согласился я, — я такой же, как и в танцах. По мне стадо медведей потопталось…

Я приблизился, согнулся в поклоне и поцеловал ей руку, почему-то с удовольствием, сам не понял, но это оказалось в самом деле приятно, будто до этого целовал руку ее строгой бабушке.

Она бросила взгляд на смиренно присевших фрейлин, повела бровью, и они все трое, делая мне глазки, даже робкая Хайдилла, поспешно, хоть и с неохотой, втянулись в уже распахнутые двери комнаты.

Аскланделла обратила на меня благосклонный взгляд строгих ясных глаз.

— Ваше высочество?..

— Аскланделла, — сказал я, — простите, вы вроде бы разрешили мне так обращаться к вам, когда мы наедине, хотя даже не решусь предположить, почему вам разрешено… а ведь разрешено?., оставаться наедине с особями… особами иного как бы пола…