И Отец — это имя, а не функция. Бог говорит: «Я — Отец, и это самое главное, что вы должны обо Мне знать». В имени «Отец» для нас есть ловушка: оно слишком простое. А Христос говорит: отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который на небесах (Мф. 23: 9). Мы же часто употребляем это слово, размениваем и в некотором смысле лишаем святости: оно становится профанным, не тем, что нам дано в молитве. Но с другой стороны, то, что Бог открывает Себя как Отца, нам может быть понятно только потому, что мы знаем в нашей обычной жизни настоящее отцовство.

Имя Бога открыто людям не как метафора, не как отстраненное представление о том, что Бог заботлив, что Своим творческим потенциалом Он породил этот мир, дал всему жизнь, как отец дает жизнь. Отец всегда может восприниматься как метафора подающего жизнь, — но нет, разговор идет о том, Кто Бог человеку и кто человек Богу. И через это открывается смысл пришествия Христа в мир, смысл Его слов и Его учения. Ведь если Бог человеку не Отец — в самом прямом и самом существенном смысле слова, — то все слова Христа, все Его учение, прекрасная Нагорная проповедь, заповеди блаженства и все остальное — тоже метафоры, которые можно воспринимать исключительно как прекрасную нравственную максиму, как очень возвышенное, но совершенно нереальное и нежизнеспособное учение, принесенное на землю каким-то романтически настроенным чудаком.

Поэтому первые слова «Отче наш» — это самое главное, на чем нужно сосредоточиться, обращаясь к Богу. Очень грустно, что «Отче наш» давно стоит не в центре, не в сердцевине христианской молитвы, а где-то в стороне, как некая техническая вещь: богослужение традиционно начинается так — Трисвятое по «Отче наш», а потом идет служба; Трисвятое по «Отче наш», а потом вечернее или утреннее правило. Или же это молитва перед едой: быстренько прочли «Отче наш», благословили стол, сели, поели. И это большая проблема для христиан!

Как только богообщение человека и Бога смещается, смещается абсолютно все остальное. Христианство децентрализуется: оно становится каким-то, я бы сказал, разболтанным, как бы идущим в разные стороны, появляются другие центры притяжения, другое представление о Боге, второстепенные связи в отношениях человека и Бога начинают выходить на первое место. Или происходит возврат к тем старым связям, которые были характерны для Ветхого Завета или даже язычества, где непредставимо, что человек может относиться к Богу как к Отцу. Можно ли к Зевсу относиться как к отцу? Или даже как к другу? Это абсурдно и совершенно невозможно!

Так вот, уход от этих отношений или, по крайней мере, непонимание, или нежелание этих отношений, или невключенность в эти отношения просто обессмысливают Евангелие. Тогда невозможно ничего исполнить. Невозможно исполнить главные заповеди, о которых говорит Господь. Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя (Лк. 10: 27). Если Бог тебе не Отец, если ты Богу не сын, как это можно исполнить? Кого любить, как самого себя, когда ты не видишь в человеке, который стоит рядом с тобой, сына твоего Отца, и тебе даже в голову не приходит, что он может быть твоим братом?

И как можно любить того, кого не знаешь? Если Бог тебе Отец, ты можешь Его познать, а значит, Бог тебе откроется, Бог тебя услышит, Бог тебе что-то скажет. Значит, ты Богу — родной. Когда ты родной и любимый Богом, и ты можешь ответно Его любить. А без этого — невозможно! В «Отче наш» прежде всего важно обращение «Отче!». Вот когда ты произносишь это слово, обращаясь к Отцу, и оно для тебя не метафора, а конкретно связывает тебя с Отцом, — с этого момента начинается молитва.

* * *

Обращение Отче наш, сущий на небесах, утверждается следующими словами — да святится имя Твое. То, что было сокрыто, таинственно, то, что не могло быть произнесено, теперь вдруг стало ясным, открытым и святым для всех — именно это и важно в отношениях человека и Бога! Ученикам было понятно, что речь идет не о народах земли, которые когда-то услышат об истинном Боге, а обо мне, о том, кто сейчас молится Отцу. Ты мне Отец — самое святое, что может быть на свете! И все должны знать, что Бог — Отец, а не Кто-то другой, Кого можно назвать и Владыкой, и Господином, и Вседержителем, и Военачальником Небесных сил. Пусть святится имя Твое — Отец, и пусть весь мир узнает, что Ты — любящий Отец!

Познание имени Божиего — это познание Самого Бога, и имя, которое Господь открыл человеку, дает нам такую возможность: Бог познается через Своего Сына. Но познание Бога кроется не в количестве употребляемых нами богословских определений, не в постижении каких-то глубоких истин. Настоящее познание заключается в единении с Ним.

Первое единение со Христом, которое дарует нам Господь, — это святое Крещение, при котором читается молитва на наречение имени: «Да будет имя Твое неотреченно на нем». Имя Божие нарекается нам, и никакое другое. Христос не боится доверять нам Свое имя, не опасается того, что мы употребим его во вред. Уже потом человеку дают имя в честь того или иного святого, но оно является лишь дополнением к Божественному имени, к имени христианина.

Мы молимся: да святится имя Твое, но каким образом мы можем восславить имя Божие? Не кричать же на каждом углу, не писать же аршинными буквами на стенах: «Слава имени Твоему!», чтобы все воочию видели свет, исходящий от Него. Мы молимся о том, чтобы, пока мы живем с этим именем, в нас бы сразу узнавали настоящих христиан, чтобы это имя в нас святилось. Идет человек по улице, начинает с кем-то говорить, и все сразу же понимают: перед ними — христианин. Все его поступки — суть проявления и подтверждения его Божественного имени, ведь имя Божие святится именно нами.

* * *

Следующее прошение — да приидет Царствие Твое — логически вытекает из первого: речь идет не о таком царстве, где одни владычествуют над другими. Это в земном царстве есть правитель со своими приближенными, которые помогают ему править, и есть подданные. Но когда мы говорим об Отце и о Его Царстве, меняется само понимание Царства — это не земное царство подчинения. А что же это