плоти, в вышних живый и на смиренный призираяй, сердца же и утробы испытуяй и сокровенная человеков яве предведый, Безначальный и Присносущный Свете, у Него же несть пременение, или преложения осенение…» И только после этого начинается собственно молитва: «Сам, Безсмертный Царю, прими моления наша, яже в настоящее время, на множество Твоих щедрот дерзающе…» Это одна из литургических форм, традиционных для иудейской молитвы, а потом ставшая и литургической традицией христианства, но она противоречит словам Евангелия о том, что в молитве не надо быть многословным.

Пример настоящей молитвы, того, что есть в принципе молитва как богообщение, как обращение к Богу, — это «Отче наш», где начальное славословие отсутствует и даже конечное, как мы понимаем, добавлено позже, — что, конечно, удивительно. Ведь ученики просят Христа: «Научи нас молиться, научи нас воздавать Богу хвалу, потому что молитва — это славословие и почесть, которые воздаются Богу». А в молитве «Отче наш» никакая почесть Богу не воздается. В ней речь идет совсем о другом: она раскрывает суть отношений человека и Бога и дает, с одной стороны, ясное и простое, а с другой стороны, непостижимое понимание — Кто есть Бог для человека.

* * *

Первые слова молитвы — Отче наш. Вот, собственно говоря, и все, на этом можно было бы поставить точку, потому что здесь впервые речь идет о Боге, Который открывается человеку.

Да, иудей мог назвать Бога Отцом, но он никогда не воспринимал эти отношения как личные, а слово «отец» имело метафорическое значение: есть Бог — Отец Своего избранного народа, Он ему покровительствует, и вот этим людям Он — Отец, а другим совсем не Отец, потому что все остальные — неправедные, чужие, язычники, нечестивцы и к Богу отношения не имеют, Бог не может быть им близок. Господь не мой Отец, не мой личный Бог, а Отец народа. Это значит, что я не могу иметь с Ним личных отношений. А Евангелие все время говорит именно о личных отношениях человека и Бога, это одна из главных Благих вестей Евангелия.

Вспомним 17-ю главу от Иоанна: Господь на Тайной Вечере во время установления таинства Святого Причащения молится со Своими учениками, эта молитва называется Первосвященнической. После этих слов Иисус возвел очи Свои на небо и сказал: Отче… Заметьте, только так Сам Христос обращается к Богу, и это для нас совершенно естественно, потому что Он — Сын Божий, Который пришел в мир ради спасения человека, пришел взять на Себя грехи мира. Он — Единородный Сын Своего Отца и поэтому обращается к Отцу по имени.

Это имеет колоссальное значение для понимания веры, потому что имя Божие в представлении иудеев, да и не только иудеев, несет в себе знание о сущности: имя и тот, кто это имя носит, конгруэнтны, полностью друг другу соответствуют. Потому имя Божие в Ветхом Завете не должно произноситься, запретно. Поскольку Бог трансцендентен — непознаваем, непостижим и недоступен, то и имя Его ты произнести не можешь, не имеешь права.

К Богу обращались, называя Его разными именами: Саваоф, Элохим, Эль-Шаддай, Адонаи, что по-еврейски означает — Тот, Кто содержит в руках весь мир, Вседержитель; Тот, Кто является Военачальником Небесных воинств; Тот, Кто является Владыкой всего сущего и всей твари, и так далее. Единственный раз Моисей попросил Бога открыть ему Свое имя, и тогда возникло слово Яхве, которое в синодальном переводе переведено как Иегова, что означает: Я есть Тот, кто Есть. Имя Сущего обозначено тремя греческими буквами: WON на крестчатом нимбе иконы Спасителя.

«Я есмь Сущий» (Исх. 3: 14): казалось бы, какое странное имя: Я есть Тот, Кто есть, Сущий. Сущий означает «по-настоящему и единственно Существующий; Тот, Кто есть Суть всего, Кто есть Податель сущности и от Кого все существует». Это означает, что поистине настоящим является только Сам Бог, а все остальное — относительно и существует лишь постольку, поскольку есть Он. Господь никоим образом не может быть до конца определен и описан. Непознаваемо и Его имя, в котором заключена Божественная сущность, даже то, которое Он счел возможным открыть людям, — Яхве или, как оно приведено в синодальной Библии — Иегова. Ветхозаветным иудеям запрещалось произносить имя Божие. Только раз в году, во время принесения пасхальной жертвы, когда священник окроплял кровью Святая Святых, он произносил Его вслух, а все остальное время употреблялись слова «Господь», «Вседержитель» или «Саваоф», характеризующие отдельные свойства Божии, но отнюдь не Его сущность.

Мы знаем, что слово Бог даже по-русски пишется иудеями не полностью: «Б-г», букву «о» они не напишут никогда, так как имя Божие должно оставаться тайной для всякого верующего иудея. И вдруг мы читаем: После сих слов Иисус возвел очи Свои на небо и сказал: Отче! пришел час, прославь Сына Твоего, да и Сын Твой прославит Тебя, так как Ты дал Ему власть над всякою плотью, да всему, что Ты дал Ему, даст Он жизнь вечную. Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа. Я прославил Тебя на земле, совершил дело, которое Ты поручил Мне исполнить. И ныне прославь Меня Ты, Отче, у Тебя Самого славою, которую Я имел у Тебя прежде бытия мира. Я открыл имя Твое человекам, которых Ты дал Мне от мира; они были Твои, и Ты дал их Мне, и они сохранили слово Твое (Ин. 17:1–6). Христос говорит слова, которые невозможно произнести! Как это — Я открыл имя Твое людям? Невозможно открыть имя Божие людям, оно — тайна!

Что же это за имя, которое Он открыл? То самое имя, с которым Он обращается к Богу, — Отец. И сама молитва «Отче наш» прежде всего об этом. Можно сказать, она исходит из этого начала — имени Божьего, открытого людям.

Мы зовем друг друга обычными, простыми именами, не отражающими нашей сущности. Рождается ребенок, и мы не знаем, кто он, кем станет, что из него получится, а имя даем ему, исходя из каких-то наших человеческих соображений, по святцам или в честь кого-то из родственников, или просто это имя нам нравится. Имена, которые мы даем, ничего не выражают. А вот Апокалипсис нам говорит, что, когда наступит Царство Небесное, Бог даст человеку новое имя, которое не знает никто, кроме того, кто его получает. То есть Бог знает человека по имени, которое выражает, кто ты есть на самом деле. Каждый человек для Бога — кто-то и носит