резко выступал архимандрит Фотий, который считал особенно опасным, что «сочинения его почти все ученые читали с удовольствием, в семинарии выписывали, хвалами превозносили его, яко учителя веры… Сему идолу кланялось начальство Санкт-Петербургской духовной академии, и Синод его чтил». Сам Фотий был на стороне тех, кто говорил о Лабзине: «Апостол и пророк сатанин». «Еще опаснее Новикова».

В июне 1818 года было решено подчинить «Сионский вестник» духовной цензуре. Лабзин обратился за помощью к А. Н. Голицыну, но безуспешно. Тогда он прекратил свое издание и был назначен президентом Академии художеств. Многим известно протестно-остроумное выступление некоего сановника при избрании в почетные любители Академии художеств А. А. Аракчеева, Д. А. Гурьева и В. П. Кочубея, по причине их «близости к государю», но мало кто знает, что это был Лабзин. Прославившийся своей прямотой и неподкупностью, он заявил, что на этом основании можно выбрать и еще более близкого к императору лейб-кучера Илью. О происшедшем немедленно донесли Александру I, находившемуся в Вероне. По его указу Лабзин был уволен в отставку и в два дня выслан из Петербурга в город Сенгилей Симбирской губернии. Эта суровая кара вызвала к Лабзину общественное сочувствие, особенную поддержку он получил от Бартенева. Их близость еще возросла оттого, что Юрий Никитич по большому чувству женился на племяннице и воспитаннице учителя, дочери его любимой сестры, Екатерине Степановне Микулиной (1799–1872).

Лабзин рекомендовал сомышленника и родственника покровительству князя А. Н. Голицына, который нашел в Бартеневе интерес к философии и мистике, столь близких ему самому. Сановник пригласил его на службу в почтовом департаменте при своем главноначальстве. Довольно тесное общение позволило Бартеневу написать мемуары «Рассказы князя А. Н. Голицына. Из записок Ю. Н. Бартенева» (1886).

Приехав в 1819 году в Кострому и заняв место директора Костромской гимназии, Юрий Бартенев своим темпераментом и оригинальностью сразу обратил на себя внимание костромского светского общества. Его гостиная стала средоточием всего свежего, нового, передового.

Большой любитель поговорить и поспорить, Вяземский нашел в доме просвещенного и свободомыслящего Бартенева кружок людей, способных оценить его едкое остроумие и передовые идеи. Это знакомство скрашивало дни опалы – хозяин оказался благодарным слушателем и интересным собеседником для «остряка замысловатого» Вяземского. Впоследствии Петр Андреевич в письме называл Бартенева: «почтеннейший Квакер – Беверлей, мистик, философ, классик, романтик и хиромантик, естествоиспытатель, первый чудодей по Костромской губернии и едва ли не третий или много что четвертый по всей империи и разве десятый по целому Божьему миру».

Кроме застольной беседы и литературных споров Петра Андреевича привлекало общество молодых хорошеньких женщин, к которым он был весьма неравнодушен. Уезжая в провинциальную глушь, он утешал себя возможностью встречи и близкого знакомства с ядреными простодушными девами из разбросанных по всей России дворянских гнезд, многократно воспетых Пушкиным в стихах: «Эти девушки, выросшие под яблонями и между скирдами, воспитанные нянюшками и природою, гораздо милее наших однообразных красавиц…» Однако судьба неожиданно сделала ему драгоценный подарок.

Литератор, педагог, мемуарист, масон, директор костромской гимназии Ю. Н. Бартенев в описываемое время являлся наставником и учителем молодой дворянки из богатой уважаемой семьи Анны Ивановны Готовцевой. Их духовному сближению способствовали уроки-беседы по литературе и истории, которые он преподавал по настоянию ее родителей, развивая ум и воображение девушки, побуждая к поэтическому творчеству. Семена просвещения упали на добрую почву – получившая прекрасное домашнее образование Анна жадно впитывала идеи, проповедуемые учителем. Позже она описала свои ощущения в стихотворении «К Ю. Н. Бартеневу»: Забуду ль сих минут святую тишину,//Когда преданья лет, седую старину//Вы слуху моему, душе передавали…

По-видимому, присутствовала романтическая влюбленность юной девушки в своего воспитателя – человека столь неординарного, столь широко просвещенного и еще не старого.

Анна родилась в 1808 году[14] в сельце Панфилово Буйского уезда Костромской губернии и была младшим ребенком в богатой уважаемой семье костромских дворян. Ее дедом был Михаил Иванович Готовцев, участник Отечественной войны 1812 года, чьё имя увековечено в храме Христа Спасителя, вписано золотыми буквами в один из пилонов Георгиевского зала Большого Кремлёвского дворца. Отец, Иван Михайлович (1745–1820), окончил кадетский корпус, воевал, после отставки служил по межевому ведомству, затем в чине титулярного советника переехал в Кострому, где исполнял должность заседателя Костромской палаты гражданского суда. Уже будучи в возрасте, он женился на молоденькой дочери нерехтского судьи Петра Ивановича Бизеева Анастасии, и от этого брака родилось семеро детей, но во времена повальной детской смертности до сознательного возраста дожили лишь пятеро: Анна, Мария (р. 1793), Александра (р.1795), Петр и Михаил (р.1801). К воспитанию детей родители относились очень серьезно. Они поощряли интерес молодежи к науке, отечественной истории, литературе.

Иван Михайлович скончался в 1820 году. Во главе осиротевшего семейства встала Анастасия Петровна, его вдова, еще полная жизненных сил, поскольку была гораздо моложе мужа. Кроме отличного регулярного домашнего образования, некоторые ее дети обучались и в государственных учебных заведениях. Михаил окончил кадетский корпус и получил чин подпоручика. Александра была определена в Смольный институт, где ее имя было увековечено золотом на Почетной доске. Самая старшая дочь Мария жила с матерью и занималась писательством. Впоследствии ее повесть «Житье-бытье на Кореге. Записки Гульпинской Авдотьи Степановны» была опубликована в «Русском вестнике» за 1857 год. Наталья тоже отличалась склонностью к литературе и пробовала перо в исторических произведениях.

Младшая же дочь Готовцевых, свободно владевшая несколькими иностранными языками, совершенствовала свое гуманитарное образование, жадно внимая лекциям Ю. Н. Бартенева. Спустя почти четверть века, встретившись со своим учителем, Анна, полновластная хозяйка богатого имения, мать большого семейства, женщина 42 лет, снова попала под влияние того очарования, которое охватывало ее, юную девушку, от речей и личности Бартенева. В стихотворении «Вечер 17 сентября 1850 года» она писала:

Что за чудное влиянье Ты имеешь на меня? Я счастлива без сознанья, Когда слушаю тебя. Ум твой пламенно, широко Светом истины горит, И таинственно глубоко Мне о небе говорит Без печали, без смущенья За тобой, оставя прах, В область мира и спасенья Уношусь в святых мечтах…

Идеи розенкрейцеров, столь близкие Бартеневу, могли найти отклик в сердце юного существа со свежим и развитым умом. Очевидно, что