Я с удовольствием про себя отметил, что команда в пути сплотилась, даже рязанцы, которые держались вначале особняком, землячеством — и те стали дружны с остальными. Как ни крути, нас объединяла общая работа, общий котёл. И вот теперь — конец пути не за горами. Продадим товар — куда подадутся рязанцы и Егор?

Фрол с Акакием высказывали раньше намерения вернуться в Муром, но в последнее время всё больше молчали. И самое главное для меня — что делать дальше? Чем ближе Псков, тем сильнее меня беспокоила эта мысль.

Следующим днём мы пересекли Чудское озеро, через перешеек прошли Псковское озеро, показались вдали луковицы куполов псковских церквей.

Команда оживилась. Все собрались вокруг Акакия, который бывал в этих местах и сейчас рассказывал, какой богатый торг во Пскове, да какие величественные церкви. Собравшиеся слушали с открытыми ртами.

Ошвартовались мы уже в сумерках. Посоветовавшись с Акакием, я решил команду не распускать — кто его знает, как пойдут дела во Пскове?

С утра Акакий ушёл на торг искать оптового покупателя и вскоре вернулся сразу с двумя купцами. Оба полезли в трюм, долго осматривали товар, сразу делая записи на дощечки. Когда вылезли, начали сразу делить товар между собой и чуть не подрались. Каждый хотел забрать самые лакомые куски. Наконец они договорились между собой, ушли и вскоре вернулись с подводами.

Весь день команда перетаскивала товар на причал, и Акакий долго пересчитывал полученные деньги, поскольку купцы рассчитались мелкой монетой.

К вечеру трюмы нашего корабля были пусты, и все уселись у мачты. Согласно договору, я отсчитал из вырученных денег заработок рязанцам, Егору, Фролу, Акакию, и только потом — себе. Не забыл и о семьях погибших купцов.

— Есть недовольные заработком?

— Нет, всё по-честному, как и договаривались.

— Всё, мужики, я вам больше не указ — свободны. Фрол с Акакием обратной дорогой в Муром пойдут; хотите — договаривайтесь с ними на обратный путь, а сочтёт Акакий нужным, так и на постоянную работу возьмёт.

— Возьму — чего же не взять? Люди работящие, опыта набрались на судне. Опять же думаю — в Пскове прикупить товар надо, а в Твери али Рязани — продать, чтобы вхолостую до Мурома не плыть. Глядишь — и себе деньгу заработаем, и в купеческие семьи доля весомее будет.

— Верно мыслишь, кормчий. Напоследок переночую на судне, если не возражаешь, да с утра в город подамся.

— А ночуй — места много: пока товар нужный найдём, пока погрузимся, мыслю — не один день простоим.

По случаю получения денег устроили небольшой пир. Рязанцы разошлись — хотели на берег сбегать, в ближайший трактир — за дополнительной выпивкой, но Акакий сдвинул брови:

— После работы можно и отдохнуть и выпить, однако пьяниц на судне не потерплю. Завтра груз таскать придётся, а какие с вас работники будут? Да и деньги целее будут — домой больше привезёте, близких подарками порадуете.

Рязанцы виновато переглянулись и стали укладываться спать. Улёгся и я.

Не спалось. Вся команда уже храпела, только я ворочался с боку на бок. Одолевали вопросы: «С чего начать жизнь во Пскове? Где жить? Купить дом или снимать угол?» Деньги на покупку дома и безбедное житьё на год-два у меня были, но деньги имеют свойство быстро заканчиваться, сколько бы их не было.

Решил я для начала остановиться на постоялом дворе, поговорить с людьми, узнать новости. Коли и здесь лютуют кромешники, так лучше и не обрастать корнями, а искать другой город.

Последний раз переночевав на ушкуе, я утром, после завтрака попрощался с командой. Собрал свои скудные пожитки, в основном — оружие да деньги, причём собралось их изрядно — медяки за охрану судна, серебряные акче за лекарскую работу с Джафаром в Стамбуле и мешочек с золотыми дирхемами от визиря, по весу — около четырёх с лишним килограммов набралось.

Окинув с берега прощальным взглядом ушкуй, я мысленно пожелал команде удачи и направился в город.

Псков произвёл на первый взгляд вполне благоприятное впечатление — на улицах было много народа, на торгу кипела бойкая торговля, звонили колокола церквей. Сравнение с полувымершим Новгородом — явно в пользу Пскова.

Я устроился на постоялом дворе, где снял большую комнату о двух окнах, с широкой постелью. Сложив деньги и пожитки в сундук с замком, я отправился на торги — здесь быстрее всего можно было завести знакомства и узнать последние городские новости. Правил в городе умный князь Юрий Токмаков. После расправы над Великим Новгородом, когда пришёл черёд Пскова, князь так ласково и обходительно сумел принять Ивана Грозного, что город избежал массовых казней и больших грабежей. По совету князя на всех улицах города тогда стояли столы с яствами и такая неожиданная покорность умилосердила гнев царя. А после посещения кельи старца Николы Иван и вовсе покинул город, дозволив грабить только имения богатых людей и не трогать иноков и священников.

На торгу было много иноземцев: датчан, голландцев, немцев — встретились даже англичане. Купцы скупали меха, воск, пеньковые верёвки, большая часть которых шла на оснащение строящихся кораблей. Продавали же иноземцы медь в слитках и листах, железные крицы, пользовавшиеся большим спросом. Для открытия залежей железных руд под Курском и на Урале время еще не подошло, и местные умельцы добывали железо из болот — довольно скверного качества. Потому иноземное железо — шведское, немецкое — шло по высокой цене, но всё равно — раскупалось быстро.

А еще иноземцы продавали оружие, как холодное высокого качества — в частности, испанское и немецкое, так и огнестрельное. Тут выше котировались французские и английские пистолеты и мушкеты. После недолгих раздумий я приобрёл себе пистолет с запасом пороха и пуль.

Один из купцов-чужестранцев отважился даже продавать одежду европейского покроя — впрочем, без особого успеха.

Наслушавшись, сам того не желая, чужих разговоров, к концу своего похода на торг я уже знал цены на товары, последние городские и российские новости. Меня не могло не порадовать известие об уходе крымчаков в свои владения. Всех ужасали размеры разорения земель русских, а в Тавриду Дев лет-Гирей угнал более ста тысяч пленников, угрожая повторением похода при отказе царя отдать Казань и Астрахань. Жители уже знали о жутком пожаре в Москве и о том, что Иван Грозный согнал крестьян из окрестных деревень для расчистки города, а также об указе царя собрать плотников и каменщиков для восстановления города. Ходили слухи об увеличении налогов для того, чтобы обеспечить строительство Москвы, а также о войне с ливонцами.

На постоялый двор я возвращался, обдумывая услышанные новости. До моего временного пристанища оставалось всего ничего — один квартал, когда из-за высокого забора я услышал звуки ударов плёткой, мужской крик: «Изыди, сатана, чур меня, чур!» Внезапно крик оборвался, завизжала женщина.

Я уж было прошёл мимо, да любопытство заставило остановиться. На татей так не кричат — с ними дерутся.