трассе посреди метели потерялась. В профуканной квартире осталась запертой. Когда тебе плюют в душу — на иной результат нечего и надеяться.

— А тут сколько? — кивнул на аппарат, выбросив обертку на пол.

Я ошарашено проследила за его взглядом и не сразу нашлась с ответом от подобной наглости. Господи, и за этого человеком я мечтала выйти замуж? Да как только стало известно, что у нас несовместимость — он тут же отвернулся от меня. Первым отказался, и как от женщины, и как от друга. А теперь вот… даже не раскаивается в содеянном, плюс ведет себя так, словно я ему что-то должна. Перестав хватать ртом воздух, я попыталась достучаться до Игната:

— У тебя совсем совести не осталось? Тебе напомнить, из-за кого весь этот переворот? Игнат, в кого мы превратились? Давай ты останешься у меня, я буду работать, а ты — присматривать за Варей. Мы обязательно что-нибудь придумаем!

Увидев, каким взглядом он смотрит на меня, мне вдруг стало нехорошо и внутри снова что-то тревожно укололо.

— Игнат, нет… Пожалуйста, не поступай так со мной… — осторожно произнесла дрожащими губами. Вдруг стало страшно. Игнат внешне походил на наркомана, которому срочно была нужна доза или на загнанного в угол зверя. Тот также пойдет на крайние меры, чтобы спастись. Но зверь никогда не будет причинять боль своей семье, а тут я прочитала в когда-то любимых глазах отчаяние. Нет…не мог же он приехать только для того, чтобы забрать деньги и снова уехать. Хотя…Судя по внешнему виду, мог. Игнат обещал что-то придумать и найти выход, и нашел. Выход из тупиковой ситуации был тут — в моей кассе.

Я снова закрыла спиной кассовую зону, будто могла противостоять взрослому мужику и умоляюще взглянула на Игната. Он опустил голову, крепко потер затылок и шумно выдохнул. Вот тут у меня загорелась надежда, что удалось-таки достучаться. Игнат он… он ведь неплохой. Правда. Бывали срывы или загулы, но не настолько, чтобы потерять человеческий облик.

Он всегда признавал ошибки, умел просить прощение. Была ли я с ним счастлива? Конечно, была. Я многое готова простить, со многим смириться, но только не со сложившейся ситуацией. Он не имел права оставлять моего ребёнка без крыши над головой и подвергать его жизнь опасности.

— Прости, но мне нужны деньги. Это важно.

Нет! Нет, нет, нет!

— Дана, ну же! — он начал злиться, видя, что я так и не сдвинулась с места.

Ещё активней замотала головой. Так не относятся к дорогим сердцу людям.

Игнат начал злиться:

— Так, значит? Как четыре года назад забрал от еб*нутой родни — едва не в ногах ползала от радости. А теперь вот какая отдача, да? Сколько лет содержал, и такая благодарность?!

Я напряглась, став сплошным нервным клубком и вся сжалась внутри. Что он сказал? Это он меня содержал? Бизнесмен херов.

— Слушай сюда. Я поняла, что давно уже перестала быть для тебя чем-то важным. Для чего тогда содержал меня, не знаю. Может, потому что после бросившей тебя жены я стала единственной, которая приняла тебя со всеми закидонами?

Игнат взял со стола ручку, раздражающе пощелкал кнопкой.

— Деньги гони! — рыкнул, наступая. — Я по-хорошему прошу, Дан. Обещаю потом вернуть.

— Игнат… — шепнула, попятившись назад.

— Мне они очень нужны, Дан. Позарез просто, — обошел прилавок, и стал рядом, гипнотизируя кассовый аппарат. — Убери руки! — приказал холодно, стерев с лица остатки человечности.

— Пожалуйста, Игнат…

Худшего наказания для меня и придумать невозможно. Столько лет шла против родителей, доказывая, что Игнат особенный, а оно вон как оказалось. Видимо, судьба у меня такая, постоянно попадать на моральных уродов.

За эти дни могло случиться всё, что угодно. А его волновало только спасение собственной шкуры. Мне стоило ещё сразу поумнеть и сидеть не отсвечивая. И вообще, где гарантии, что за ним никто не следил? Он сейчас уедет, а ты живи, как хочешь, да?

Противостоять не получилось. Да и что я могла сделать? Это вам не Васька. И даже с ним у меня бы не получилось справиться, если бы не Глеб.

Хотелось то ли выть, то ли колотить руками о стену.

Меня попросили отойти — я ни в какую. Даже не сдвинулась с места. Вцепилась руками в аппарат, защищая свое будущее. Раз меня снова бросали, ни о какой покладистости и понимании не могло быть и речи.

Игнат не стал меня бить. Не стал толкать, выдирать кассу из рук, к чему я морально пыталась подготовиться, когда вцепилась в аппарат до побеления костяшек на тонких пальцах. Поняв, что сдаваться я не намеренна, он противно ухмыльнулся и достал из кармана раскладной нож, после чего приставил его острие в моей нежной шее.

В ноздри ударил аромат когда-то любимого парфюма с ароматом лайма и черного перца. Когда-то я закатывала глаза, вдыхая родной запах, закидывая вещи в стирку или прижимаясь перед сном к любимому телу. Теперь этот аромат будет ассоциироваться только с разочарованием и дикой обидой. Игнат нас окончательно растоптал.

Собственноручно, как сомнамбула, отдала кассу и обессилено привалилась спиной к стеллажу с выпечкой.

— Умница, — поцеловал меня в лоб довольный Игнат. Я зажмурилась, пытаясь сдержать слёзы. — Я знал, что ты не подкачаешь.

Потом тяжелые шаги и звон колокольчиков, после чего я медленно сползла на пол и, впившись зубами в руку, зашлась сдавленным воем.

Глава 12

Женщины бывают разные. Красивые и не очень. Гордые и тряпки, которыми мужчины вытирают ноги. Есть матки и закоренелые чайлдфри. Слабые, и независимые феминистки. Выбор богат, ассортимент настолько широк, что каждый может найти себе ту, которая бы отвечала его запросам и потребностям в жизни.

Юлька, вот, покладистой была. И, как мне казалось, надежной. Думал, тылом моим будет. Но обломался. Эх…

Так. Меня снова понесло не в ту степь.

К чему это я все? А к тому, что есть куча разных баб, под стать тебе или нет, но среди них всегда выделится один типаж: с заебцой. Такой сорт может быть разным: и скромным и с каменным стержнем, но есть одно «но»: чудная волшебность, от которой твоя фляга потихоньку начинает свистеть. Ты такую барышню сразу узнаешь и чухнешь — это девочка-п@дец. Она, быть может, еще ничего не натворила, но в твоей памяти навечно отложит отпечаток. Рядом с ней ты всегда как на